Но разум не хотел туда, в центр. И тонуть не хотел. Поэтому принял единственно верное решение – катапультироваться в отключку. И просидеть там как можно дольше, пока взбесившаяся реальность не одумается и не вернет все на свои места.
Лена не знала, сколько времени они с разумом отсиживались в спасительной отключке. Ей показалось – целую вечность. Черную, непроницаемую вечность, в которой раньше девушка взвыла бы от тоски и безделья.
Но сейчас ей не хотелось возвращаться в реальность. Ну вот ни капельки. Потому что она знала, нет – чувствовала: там еще штормит. И не просто штормит, ситуация становится все гаже, все безнадежнее. И чем дольше Лена будет трусливо прятаться, тем серьезнее влипнет.
И однажды сознание все же согласилось с доводами хозяйки и рискнуло включиться.
Но открывать глаза и сообщать миру о своем возвращении Лена не спешила. Сначала надо прислушаться, а потом, в зависимости от результатов сканирования окружающего пространства, можно будет и присмотреться.
Прислушалась. Мерное пиканье, легкое гудение, откуда-то доносятся приглушенные голоса, вот что-то со звоном уронили, женский голос возмущенно разорался – смесь звуков больше всего напоминала больницу. Обычную, муниципальную. Лене приходилось лежать и в такой – аппендицит вырезали, и в элитной коммерческой – ее туда Кирилл привез, когда Лена умирала от укуса ядовитого паука.
Кирилл… Это имя мгновенно взорвалось в душе бесконечной болью. А из все еще плотно прикрытых глаз выкатились слезинки.
Господи, неужели то, что она услышала прежде, чем потерять сознание, – правда?! И Кирилла действительно убили, а тело… Нет, даже вспоминать не хочется! Бедная Ланочка, за что это ей?! За что?!!
Лена всегда отдыхала душой, когда видела подругу и ее мужчину вместе. Удивительно красивая, гармоничная пара бесконечно любящих друг друга людей. Их отношения были такими нежными, такими трепетными и в то же время страстными, чувственными. Они были для Лены примером, опорой, надеждой.
Примером того, что настоящая любовь существует. Опорой в мире продажных чувств и низменной похоти. Надеждой на то, что и у них с Яромиром тоже все будет так…
Лана и Кирилл стали для Лены семьей. Ее родители жили в небольшом городке Краснодарского края, в гостях у дочери бывали редко – у них был свой дом, хозяйство, огород, и сама Лена навещала родных не так чтобы часто. Скучно ей было там, к тому же мама старалась за короткий период гостевания дочери откормить ее хорошенько, чтобы не «бренчала костями, чисто скелетина!». А отказаться от вкуснющих пышных пирогов, ватрушек, плюшек и другой маминой выпечки Лена не могла – от них никто не мог отказаться.
И после возвращения в Москву приходилось в два раза чаще посещать бассейн и тренажерный зал.
Братьев и сестер у Лены не было, и Лана с Кириллом стали ими. Сестрой и братом. И вот брата убили, а сестра сейчас выгорает изнутри от боли…
А она, Лена, тупо валяется в кровати, заняв принципиальную, смелую и решительную позицию страуса!
Эгоистка!
Что? Вы хотите напомнить мне кретинский бред насчет того, что это я убила Кирюшку? Это настолько бредово, что не должно было продержаться и часа! Следствие давно уже во всем разобралось, и за решетку отправился тот, кто в действительности виноват.
То есть Петр Никодимович Шустов.
Так что надо побыстрее очухиваться и поспешить на помощь подруге.
А не лежать тут и не хлюпать носом, вспоминая Кирилла.
Лена хлюпнула еще пару раз и открыла глаза.
Все правильно, она в больнице. В муниципальной – стены выкрашены в жизнеутверждающий цвет детской диареи, на полу – дешевый линолеум, кровать, на которой лежала девушка, времен торжества развитого социализма. Правда, аппаратура, подключенная к пациентке, вполне современная.
Зато палата одноместная. Вернее, тут стоят две койки, но на второй никого нет, она вообще не застелена и радует глаз металлической пружиной.
Наверное, Лана побеспокоилась. Перевести в другую клинику по какой-то причине не получилось, так она хотя бы покой подруге постаралась обеспечить.
Хорошая моя!
Но главное – с нее, Лены, сняли чудовищные обвинения, иначе лежать ей не в обычной, а в тюремной больнице. С решетками на окнах. А здесь окна обычные, со старыми обшарпанными рамами.
В общем, есть чему радоваться. Вот только радоваться не хотелось. Совсем. Ведь Кирилла убрали не просто так, и ее, Лену, пытались подставить тоже не из любви к искусству делания гадостей.
Шустову нужна Лана. Почему именно она – сейчас не суть важно. Главное – уберечь подругу от этой мрази. Еще и Сергей какой-то имелся в наличии – Лена помнила все, что происходило во время ее первой насильственной отключки.
И если о Шустове все знали – как минимум Лана, они ведь говорили с подругой об этом, то неизвестный Сергей для остальных оставался невидимкой.
А значит, надо как можно быстрее сообщить о нем подруге. И следствию.
Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы Шустову не удалось вплотную подобраться к Лане! Чтобы он не смог прикоснуться к ней! Пожалуйста!
Лана попыталась приподняться, в любое мгновение ожидая, что привыкшая лидировать слабость снова швырнет ее на койку. Но тело оказалось на удивление послушным, и тошнота больше не подкатывала к горлу, и энергия внутри кипела, требуя выхода, действий, расплаты.
Расплаты по счетам со всей нечистью.
Кстати, не мешало бы тетку Иляну вызвать из Румынии, ее помощь очень пригодится.
В общем, первое, что сейчас было необходимо Лане, – телефон. Ее мобильник. На тумбочке ничего такого не было. На ней, если честно, вообще ничего не было, кроме депрессивной металлической кружки оттенка старой жабы. Ни соков, ни фруктов – ничего того, что обычно притаскивают в больницу пациентам друзья и родственники.
Впрочем, ничего удивительного – она ведь только что пришла в себя, какие могли быть соки и фрукты! Небось кормили через трубку, вон как горло дерет – глотать больно.
Но если кормили, если поили, то и…
Лана принюхалась и покраснела. Одновременно от смущения и злости – санитарки здесь все-таки неряхи, могли бы и сразу судно вынести!
Небось решили, что, раз пациентка все равно бревно бревном, так и нечего особо утруждаться.
Так, пора явить себя миру и навести в этом мире порядок! А заодно и телефон поискать или попросить.
Лена собралась для начала пошарить в своей тумбочке, а потом уже, если телефона там нет, звать младший медперсонал. Она даже приподнялась в кровати, и корпус развернула к тумбочке, и руки протянула…
А вот с последним действием вышла засада. Руки не протягивались. Вернее, рука. Левая.
Пристегнутая наручниками к кровати…
От неожиданности (а может, от боли – слишком резко дернула руку) Лена вскрикнула, причем достаточно громко. Во всяком случае, ее услышали.