– Ярик, миленький, ну не злись, пожалуйста! – взмолилась Лана. – Мы с папой хотели тебе сообщить, честно, но мама категорически запретила нам это делать! Мы уговаривали ее, убеждали, знали, что ты обидишься, но мамуля уперлась – нет, и все. Даже плакала, а ей ни в коем случае расстраиваться нельзя!
– Понятно, – Яромир потер висок, в котором болезненно запульсировала какая-то жилка. – Но теперь-то я могу узнать, что с мамой?
– Да, конечно! Правда, мы с папой хотели, чтобы мама Лена сама тебе обо всем рассказала, потому что знали твою реакцию на случившееся, и она согласилась. Но все время откладывала, а потом вообще решила ничего тебе не говорить, ведь уже все хорошо, самое страшное не произошло, зачем волновать ребенка! А ребенок ведь вовсе не дурак, сообразил, что свадьбу из-за ерунды не отменяют.
А вот как раз и дурак. Да, отмазка насчет командировки показалась Яромиру совершенно нелепой, но он уточнять ничего не стал, поскольку решил, что у Ланы с Кириллом просто что-то разладилось. Ведь голос у сестренки, когда она позвонила, чтобы сообщить об отмене свадьбы, был очень расстроенный, слышно было, что она с трудом сдерживает слезы.
А что может быть причиной слез девушки, будь она хоть трижды сильной и сдержанной бизнес-леди? Ну конечно же, любовная драма! Яромир тогда едва удержался от звонка Кирюхе, очень хотелось поговорить с ним по-мужски. Но потом решил не вмешиваться, пусть сами разбираются. А набить морду обидчику сестры он всегда успеет.
Но о том, что причина слез Ланы может быть совершенно иной, он даже не подумал!
Потому что и мать, и отец были еще достаточно молодыми и здоровыми людьми, никто не верил, видя рядом с Яромиром стройную нежную блондинку, что это его мать. Да и на Мирослава Здравковича, подтянутого смуглого мужчину с аристократичной проседью в густых черных волосах, не только женщины, но и девушки заглядывались.
Они не должны болеть, им еще рано!
Когда-то давно, когда Ярику было лет десять, ему приснился страшный сон. Он пришел из школы, а в квартире много чужих людей, все в черном, к мальчику подходит кто-то незнакомый и говорит: «Твоя мама умерла, вон она, в гробу, иди попрощайся».
Ярик проснулся от собственного крика, весь в поту, сердце бешено колотилось, щеки были мокрыми от слез. На крик прибежала мама, и когда мальчик увидел ее, то расплакался еще сильнее, но теперь от радости.
Но тот сковывающий холодом ужас он запомнил на всю жизнь. И детский страх потерять родителей гнездился в самом укромном уголке души, запрещая даже думать о том, что с ними может что-то случиться. Ведь мысли материальны!
Наверное, именно поэтому мама Лена, тонко настроенная на своих детей, и запретила сообщать сыну о… О чем?
– Так что же случилось весной? – глухо проговорил Яромир.
– У мамы закончился срок действия водительской справки, и она честно пошла по врачам. Ты же знаешь, во всем, что касается здоровья, родители стараются не халтурить. И, как оказалось, правильно делают. Флюорограмма показала затемнение в легких. Отец тут же отвез мамусю на томограф, мы очень надеялись, что это окажется какое-нибудь воспаление, но… – Голос Ланы дрогнул. – В общем, это была опухоль.
– Что?! И вы мне…
– Ярик, хватит! Ты не представляешь, что у нас творилось тогда! Если бы не Кирилл… В общем, маму срочно госпитализировали в онкоцентр, сделали операцию, к счастью, успели вовремя, никаких метастаз еще не было. Сейчас все анализы хорошие, рецидива быть не должно. Мамуся настаивала, чтобы наша отмененная свадьба состоялась этим летом, но мы с Кириллом решили подождать. Пусть все окончательно вернется в норму, пройдет хотя бы год, чтобы мы были спокойны за мамино здоровье, тогда можно и свадьбу играть. Вот такие вот дела, братик.
– Охренеть! И ведь мне звонили и мама, и отец! И я им звонил! И все вроде было в порядке, голоса обычные…
– Так ведь не каждый день звонил, верно? Знаешь, мы очень радовались тому, что у тебя начались новые съемки и ты очень занят. И тебе самому было не до звонков, и нам можно было не выходить на связь. Потому что очень трудно, если честно, делать вид, что все в порядке, когда мама… Когда не знаешь…
– Ладно, проехали. – Боль в виске становилась все сильнее. – Но я обязательно приеду, слышишь? В ближайшее время, как только смогу.
– Ты только не горячись, не конфликтуй там, хорошо? Теперь спешка ни к чему…
– Лана, позволь мне теперь решать, что к чему!
И Яромир нажал кнопку отбоя.
– Джеро! – Задремавшая на солнышке дверь вагончика испуганно охнула, получив кулаком по спине. – Двадцать минут уже превратились в полчаса, сколько можно тебя ждать! Ты там что, заснул?! А как же роль?
Яромиру жутко не нравился американский вариант его имени, но лучше уж так, чем дурацкие коверканья косноязычных аборигенов самой напыщенной страны мира.
– Прекрати ломать дверь! – он сгреб себя в кучу покомпактнее и поволок все это сомнительное счастье к выходу. – У меня сейчас голова расколется от твоего шума, а особенно – от визгливого тембра голоса. Наверное, твой далекий предок, Джим, был вожаком стаи лесных мартышек.
– Почему именно мартышек? – хмыкнул Сикорски. – Может, могучих горилл?
– Это вряд ли.
– Почему это?
– Потому что гориллы не верещат, они ухают. Похожие звуки издает Лорна во время секса, так что она – да, где-то в корневой системе генеалогического дерева имеет гориллу.
– Чего-о-о? – Маячившая у режиссера за спиной блондинка возмущенно вытаращила и без того большие глазищи, что в комплекте с перекачанными силиконом губами сделало ее похожей на аквариумную рыбку. – Ты что, меня только что с обезьяной сравнил?!
– Если честно, – поморщился Яромир, растирая засевший в виске раскаленный гвоздь, – я только что подумал, что ты похожа на вуалехвоста. А это вообще уже сюр какой-то – союз гориллы и рыбы!
– Джеймс! – заверещала Лорна, поворачиваясь к режиссеру. – Почему ты молчишь?! Этот м… издевается надо мной, а ты никак не реагируешь?!
Вот тут она была не права – Сикорски реагировал, причем очень бурно, со всхлипами и утиранием слез.
Отсмеявшись, он хлопнул пунцовую от злости актрисулю по круглой попке и скомандовал:
– Все по местам! Начнем сцену жестокой расправы над нашей гориллорыбкой с самого начала!
– Не называй меня так! – Лорна пустила в ход самое действенное в женском арсенале оружие (после бюста, конечно) – слезы.
Она всхлипнула и старательно задрожала губками. Но хорошо управляемы нормальные, данные от природы, губы, а силикон живет обычно своей жизнью. И вместо трогательной дрожи получилось резиновое пошлепывание.
Теперь рыдала от смеха вся съемочная группа.
Кроме Яромира. Ему было не до смеха – боль из виска растеклась дальше, затопив и разум, и эмоции, и чувства. Так плохо ему еще не было никогда.