Мы свалили его. Да-да, не удивляйся, мы свалили его, я схватился с ним безо всякого оружия, он-то ведь тоже оставил свой меч.
Плоть его обжигала. И у глаз его не было дна. Залей в пустой череп горючего каменного масла, как в гномьих лампах, подожги… хотя нет, всё равно не выйдет похоже. На такое ничто похоже быть не может. Взгляд его буравил, ввинчивался в меня, мы оба оказались словно в коконе того же света, что поглотил Фригг вместе с конём. Помню, валькирии разили его… и он вскрикивал, и обагрялся кровью… и я помню, как Лаувейя, которую я не видел, но чувствовал каждое движение её рун — нашла наконец какое-то их сочетание, что пальцы мои сомкнулись у него на горле и стали давить.
Остальные асы? Я поведаю и об этом. Просто в тот миг я знал лишь, что они живы и сражаются — все, кроме Фригг. Зияющая пропасть, разверстая пустота… вот что осталось.
Сородичи Ямерта бросились ему на подмогу — и они-то не стали оставлять свои мечи воткнутыми в землю.
Но то были ослепительные мгновения. Лучшие в моём существовании, клянусь своими пропавшими браслетами. Я побеждал… и знал, что Ямерт поражён страхом. Наверное, впервые.
Я мог победить. Я понял, что они — уязвимы. И это чувство давало силы все бессчётные годы изгнания. Я знал, что найдётся управа… и она нашлась. Когда молодой маг Хедин… впрочем, обо всём по порядку.
(Комментарий Хедина: «молодой маг Хедин», да-да. Именно так он меня называл, когда мы только встретились. Молодой маг. Наверное, он видел во мне что-то, чего был лишён сам — может, ту самую «молодость», способность изменяться и дерзать? Потому что сам Старый Хрофт после Боргильдовой битвы не обнажал оружия. Даже в годы восстания Ракота, даже когда армии Повелителя Тьмы подступали к самому Обетованному.
Я никогда не задавал Отцу Дружин этого вопроса.)
Я услыхал, как вскрикнула Скульд. Валькирии — неистовые воительницы, никакая боль не заставила бы их так уронить себя; но то была не боль. Даже не смерть, которую они не знали, и не могли представить себе той вечной ночи, что ждала их.
Скульд сразила Явлата. Сразила, словно это она, а не валькирия, билась в несчитаных битвах и почитала сражения единственным её достойным бытиём. Я запомнил песнь меча, отнявшего жизнь у моей дочери… запомнил навсегда.
Они обступили нас — Ямбрен, Яэт, Ястир, остальные — и валькирии начали умирать.
Это было… словно меня рубили на куски. Пальцы мои по-прежнему сдавливали горло Ямерта, но последнего усилия совершить уже не могли.
Помню своё отчаяние, потому что дочки мои умирали, чтобы я смог взять жизнь хотя бы одного врага — и не мог.
Мечи Молодых Богов рубили дерево и сталь, как и положено магическому оружию. Копья валькирий не могли совладать с ними — несмотря на все усилия Лаувейи. Я помню, что враги наши не остались непопятнанными — но валькирии гибли, одна за другой.
А Ямерт вдруг обрёл силу — невесть откуда. Руки его разорвали мою хватку, и… и… я помню лишь острия шести мечей, упёршихся мне в спину.
Я знаю, почему они не убили меня.
Им надо было, чтобы я увидел. Увидел всё в подробностях и запомнил навсегда.
Но я всё равно старался забыть.
Потому что вокруг легли все мои дочки… а Семеро отделались царапинами и синяками.
Меня что-то подняло на ноги, не давало упасть, глаза мои горели, но я не в силах был даже моргнуть.
Бежали остальные асы, бежали прямо на погибель. Пронёсся клуб огня, сорвавшийся с рук Локи, сын Лаувейи припадал на ногу, лицо перемазано грязью и кровью, рыжие волосы слиплись… он не дрогнул и не заколебался ни на миг.
Дорогу ему заступил Ямбрен, сверкнул меч Молодого Бога, несущийся огненный шар встретился с холодным лезвием и разлетелся облаком ярких брызг-искр, Локи метнул ещё один, Ямбрен глухо застонал, получив удар в плечо, но у него даже не задымилась по-прежнему снежно-белая туника.
И я даже не увидел размаха Ямбренова клинка, не увидел тот миг, когда лезвие насквозь пронзило грудь бога огня и тот молча, не доставляя торжества врагу собственным стоном, рухнул ничком.
Крик мой умер. И сам я умирал. С каждым асом, что падал под взмахом зачарованных мечей, жадно пивших кровь Асгарда. А моя сила — она покидала меня. Покидала, потому что наш враг, похоже, догадался, как творится наша магия — я больше не ощущал движения рун, словно троллквинна вдруг заснула.
Заснула… я дорого бы дал, чтобы заснуть самому. Вокруг меня лежали валькирии и асы, над телом Локи вновь склонилась Хель… и Ямерт что-то говорил ей, властно, повелительно… а та лишь молча смотрела на него, и тут я увидал рядом с поверженным богом огня — тело Нарви, его сына.
А потом Хель лишь коротко покачала головой — и все остававшиеся мертвецы, все призраки и духи, всё, что она привела на Боргильдово поле, разом обрушились на кучку Молодых Богов. Со всех сторон, не зная ни боли, ни страха, бросив тех, с кем они бились до того — и сама Хель вскинула руки, а с её пальцев тёк гнилостно-зеленоватый туман.
И вновь я ощутил надежду… сейчас даже стыдно за такую глупость. Плох бог, не понявший даже после такого сражения, кто ему противостоит и какими силами повелевает.
Чем именно повелевали Молодые Боги? В тот миг, когда на них обрушились все полчища Хель — окружив со всех сторон, в то время как остальная их армия пятилась под натиском ратей Хьёрварда, — я, стоявший среди мёртвых дочерей, ощутил чётко и ясно, всем существом, великие, непредставимые раньше потоки незримой силы, пронзающие сущее и отдающие свою мощь нашим врагам.
За нами стоял Хьёрвард. Но за Молодыми Богами, как я понял уже много позже, стояло всё Упорядоченное. Они владели всеми тремя источниками… тремя истинными источниками, Кипящим Котлом, Урдом и Источником Мимира. Они взяли их все, а мы ничего не заметили. Хотя Мимир — по-своему, конечно — пытался меня предупредить… а я не понял.
До сих пор обжигает стыд.
Постой, ты всё пишешь, что ли? Каждое слово? Гм… ну ладно. Пусть так и останется. Что, и это записал?..
(Комментарий Хедина: отрывок заканчивается. Дальше вновь рука Старого Хрофта, спокойно, рассудочно, деловито. Даже слишком рассудочно. Словно он стыдился собственной откровенности…)
Советы мои,
Лоддфафнир, слушай,
на пользу их примешь,
коль ты их поймёшь:
если ты захмелел —
землей исцелишься,
ведь землёй лечат хмель,
а пламенем — хвори,
понос лечат дубом,
колосьями — порчу,
безумье — луной,
бузиною — желтуху,
червями — укусы
и рунами — чирьи,
земля ж выпьет влагу.
Отец Дружин стоял, опустив руки, в кольце врагов, скованный незримыми цепями, и всей мощи хозяина Асгарда, всей мощи Хьёрварда, которой мир делился с ним через рунную магию Лаувейи, не хватало, чтобы разорвать путы.