— Вы были одним из очень немногих бывших… э-э… партнеров моего отца, о которых он вообще упоминал. Я просто не знала, к кому еще обратиться.
Герт молча крутила головой, переводя взгляд с одного говорившего на другого.
Лэнг осторожно пригубил кофе. Он оказался столь же горьким, как и апельсин.
— У местной полиции есть хоть какие-то версии насчет…
Джессика всплеснула руками. Лэнг обратил внимание, что ее кисти были красными, как будто она любила стирать вещи вручную при помощи самого едкого моющего средства.
— Никаких. И они ничего не делают. В смысле: да, они приехали сюда, все осмотрели, задали кучу вопросов. Но ведь папа был не местным жителем, и у меня сложилось впечатление, что его… не станут они уделять его убийству особого внимания. И никаких соображений у них нет.
— А у вас?
Она поглядела на массивные потолочные балки, как будто рассчитывала найти там ответ на вопрос.
— Наверно, это из-за этой книги, которую он писал.
Лэнг поерзал в кресле, прикидывая, долго ли еще он сможет держать пальцами маленькую чашку.
— Книга, вы говорите… о чем она была?
— О каком-то нацисте. Его имя больше походило на польское или еще какое-то, но не немецкое. После войны он, этот нацист, скрылся в Испании. Папа приехал сюда, чтобы провести исследование…
Лэнг поглядел на Герт. Здесь она помочь не могла. Немцы сознательно вытравливали воспоминания о Второй мировой войне из памяти всей нации. Легче было бы вспомнить подробности Франко-прусской войны 1870 года. В той войне ее сородичи победили.
— Но кто… — начал было Лэнг.
— Какая-то группа нацистов, — не дослушав, ответила Джессика. — Они, видимо, очень не хотят, чтобы эта книга увидела свет.
Лэнг, наконец, встал и поставил чашку с недопитым кофе на маленькую шкатулку с медными уголками.
— Джессика, — сказал он, вновь усевшись в кресло, — сейчас любому участнику той войны должно быть лет восемьдесят, если не больше. Просто не могу себе представить, чтобы такой старик мог кого-нибудь убить.
— Я не утверждаю, что кто-то из них сделал это лично. Пусть даже человеку восемьдесят лет; в тюрьму он все равно не рвется. Скажите, вам часто встречаются в газетах заметки о том, что какой-то автомеханик-пенсионер отправился обратно в Восточную Европу, чтобы предстать там перед судом за совершенные им военные преступления, или что старик, живущий на флоридском побережье, сознался в том, что был охранником в концентрационном лагере?
Лэнг не мог не согласиться с нею. Старый ли, молодой ли, но ни один из бывших нацистов не согласился бы пойти в тюрьму, если бы появилась хоть малейшая возможность избежать этого.
— Я читала о тайной организации офицеров СС, — уже с некоторым вызовом в голосе продолжала Джессика. — Они не останавливались перед убийствами, если видели в них пользу.
— Вы имеете в виду «Одессу»? Роман, пользовавшийся популярностью несколько лет назад? Так ведь это вымышленная история.
— Название действительно… мм… вымышленное, — вдруг включилась в разговор Герт, — а вот группа существовала вполне реально. Die Spinne, паук. Помню, отец говорил о ней. Коммунисты боролись против таких организаций так же ожесточенно, как и американцы. Это была одна из немногочисленных областей, где они нашли точки соприкосновения.
Джессика с неожиданным любопытством взглянула на Герт.
— Ваш отец?
— Он был членом восточногерманского правительства, — сказала Герт, как будто это объясняло все с начала и до конца.
Лэнг снова поднялся.
— Джессика, я совершенно не представляю, что нужно искать, но я хотел бы видеть комнату, где…
Она тоже встала и направилась к лестнице.
— Папа работал в одной из комнат наверху.
Лэнг страшно не любил разговаривать с людскими затылками и потому отложил дальнейшие вопросы до тех пор, пока все трое — он, Джессика и Герт — не оказались на галерее второго этажа.
— Кто знал о книге?
Джессика пожала плечами.
— Думаю, кто угодно. Знаете, он прямо-таки изводил своих старых знакомых, чтобы добраться до документов старого УСС. Так во время войны называлось нынешнее ЦРУ — Управление стратегических служб. Я точно знаю, что у него уже был литературный агент, и думаю, что он, вернее, она, вела переговоры с издателем. Нет, он не делал из книги тайны. Хотя лично мне известно очень мало — только то, что она о каком-то нацисте и что основную работу папа вел в Испании. — Она остановилась и открыла дверь. — Это здесь…
Лэнг вошел в комнату. Типичный рабочий кабинет, обставленный в современном стиле. Два стола, на каждом по компьютеру с принтером, серо-металлические книжные полки казенного вида, заполненные книгами, папками и стопками бумаг; между ними затесалась тарелка с поросшими обильной плесенью остатками еды.
— Вы с Сонией убирали здесь? — спросил Лэнг.
— Убирала я, пока Сония встречала вас в аэропорту. — Джессика кивнула на тарелку, покрытую неприятной зеленоватой массой. — Начала убирать, но, как вы видите, не успела закончить. Потому-то я забронировала для вас гостиницу. Сония отказалась входить сюда. Именно она нашла пану, когда позавчера пришла на работу. Он лежал вот тут. — Она указала рукой. — И… загораживал дверь.
Лэнг еще раз оглядел комнату.
— Если он загораживал дверь, то как…
— В эту комнату можно войти из другой, — объяснила Джессика. — Вообще-то в доме почти все спальни соединены между собой. Видимо, для того, чтобы здание лучше проветривалось.
И чтобы удобнее было встречаться любовникам, добавил про себя Лэнг, но вслух этого не сказал. В беззастенчиво хвастливых мемуарах дона Хуана то и дело упоминались смежные спальни [11] .
— Полиция осмотрела другие комнаты?
— Я… наверное… Вы лучше спросите Сонию. Я ведь добралась сюда только вчера. Вам я звонила еще до отъезда. Ну, а Сония вызвала полицию и находилась здесь, пока полиция делала все, что положено.
Герт между тем перебирала стопки бумаг.
— Это все — исследовательские материалы, — сказала она, взяв несколько листов сверху. — А весь манус… манус…
— Ты имеешь в виду рукопись? — поспешил ей на помощь Лэнг.
— Да, рукопись целиком где-нибудь сохранилась?
Джессика покачала головой.
— Сония сказала, что был только один полный экземпляр, пропавший вместе с жестким диском компьютера.