— Как ты думаешь, кто это был?
Она всегда задавала этот вопрос и отпускала язвительное замечание, если ответ оказывался неверным.
Разумеется, я сказала, что не знаю.
— Капитан Майкл Франклин, военно-морской флот Великобритании.
— Правда? — переспросила я. — Тот, у кого работает Иден?
Вера предпочла бы выразиться по-другому.
— Не думаю, что нужно использовать подобные термины. «У кого»? Более подходящим было бы «с кем» — или даже «друг». — В ее голосе проступил сарказм. — Да, Фейт, мне не кажется, что мы зайдем слишком далеко, если скажем «друг». Возможно, наша половина семьи не слишком гордится родственниками, которые стряпали для герцога Виндзорского, но мы знакомы с милыми людьми, которых можем назвать своими друзьями, хорошо воспитанными людьми благородного происхождения. Думаю, мы можем так утверждать.
Вера была очень взволнована, что всегда сопровождалось агрессией. Она стиснула левую ладонь правой и напряглась, скривившись, как от боли. Я спросила, что хотел капитан.
— Приехать и познакомиться с нами. А если точнее, то познакомиться со мной. Не думаю, что он жаждет увидеть тебя или моего сына. Ему нужна именно я, сестра Иден. Это его собственные слова. Ему нужно в Ипсвич по какому-то конфиденциальному, не подлежащему разглашению делу, и он спрашивает, можно ли нанести визит сестре Иден в следующую среду, днем. Капитан не рассчитывает на ленч — это было бы неуместно в такое тяжелое время, — а перекусит где-нибудь сэндвичем, но тем не менее приедет в обеденное время. Да, Фрэнсис был очень умен, очень тонок — он прекрасно знал свою мать. Вера пригласила Чаттериссов, Морреллов и, как ни странно, Чеда Хемнера. Чед считался бойфрендом Иден, однако Вера все равно позвала его на встречу с мужчиной, который, как она надеялась, сменит его — не имея для надежды никаких оснований, за исключением того, что Франклин был сыном и наследником виконта. (Вера откопала эту информацию в публичной библиотеке.) А Чед принадлежал к не особенно знатному и богатому роду. Веру не назовешь приятной женщиной, и кое-кто может сказать, что она получила по заслугам, однако она была трогательна — да, чрезвычайно трогательна как в своих стремлениях, так и в своем падении.
Все явились. О мясе не могло быть и речи, и всех наших карточек все равно не хватило бы на девять человек. Вера держала двух кроликов, не диких, а таких, которые живут в сарае. Староанглийской породы, белых с коричневыми пятнами; мы с Энн рвали осот и песчанку, чтобы кормить их. В ответ на мои протесты Вера назвала меня сентиментальной дурочкой. Она зажарила кроликов, подала к ним жареную картошку, отваренную в сидре морковь и красную фасоль, а на закуску — черничный пирог и летний пудинг. Чернику собирала я. Овощи Вера сама вырастила на грядках, которые когда-то были розарием бабушки Лонгли.
Разумеется, Франклин не пришел. Как мы потом выяснили, в это время он находился в открытом море, защищая русский конвой; его кораблю было суждено стать одним из многих британских судов, потерянных в следующем году — вместе с Франклином. Генерал Чаттерисс потягивал херес, который вновь где-то достал Чед, посматривал на часы и — в промежуток времени от одной до десяти минут после условленного часа — приговаривал:
— Парень опаздывает.
А потом, от десяти минут до получаса:
— Парень не придет.
Чед догадался, что это проделка Фрэнсиса. Думаю, не сразу, а только по мере того, как напивался с горя, в результате чего «Драй флай» вскоре закончился, и Вера расстроилась, не зная, чем угощать Франклина, когда он придет.
А может, он все знал с самого начала. Должно быть, Фрэнсис позвонил не из телефонной будки, а из чьего-то дома, изменив голос — или даже не меняя. Сердечного или любезного тона было достаточно, чтобы обмануть Веру. Но я не думаю, что Чед в этом участвовал — ни тогда не думала, ни теперь. В общем-то, он был добрым малым. И даже если он был отчаянно влюблен, буквально болен от любви, так что допускал любые хитрости, способные содействовать его чувству, тем не менее на жестокость он был не способен. Полагаю, Чед по-своему любил и Веру. Все, что имело отношение к объекту его любви, вовлекалось в орбиту этого объекта и озарялось им.
В конце концов мы съели жареного кролика. К тому времени мясо стало сухим и волокнистым, а вкус у моркови был такой, словно из нее собирались делать вино. Не раз и не два нам пришлось наблюдать сомкнутые ладони и искаженное мукой лицо Веры, прежде чем эта злосчастная трапеза подошла к концу. Потом все довольно быстро разошлись.
Фрэнсис открыл Вере правду в классической манере подобных откровений, произнеся фразу голосом человека, которого изображал:
— Я не рассчитываю на ленч — это было бы неуместно в такое тяжелое время, миссис Хильярд, а лучше…
Остров Мадагаскар способен доставить детям массу удовольствий. Например, его название прекрасно подходит для шарад, если вы не против превратить игру в пятиактную пьесу. Сомневаюсь, что Вера и Джеральд предусмотрели для него код как для возможного театра военных действий, и поэтому в 1942 году Вера несколько месяцев не имела представления, где находится ее муж.
Британские войска высадились там в мае, пытаясь отобрать остров у вишистской Франции. Высказывалось предположение, что в противном случае их опередят японцы, причем при попустительстве правительства Виши. Все это мы узнали после того, как следующей весной на побывку приехал дядя Джеральд, но тогда думали, что он в Северной Африке. Этим летом Иден полагался отпуск, и она заглянула к нам в Лондон на одну ночь — только на одну, объясняла она, чтобы не обидеть Веру.
Иден была очень хороша в форме. Военнослужащие женской вспомогательной службы военно-морских сил носили шляпки, а не кепи, и шляпка особенно шла ее лицу кинозвезды тридцатых годов. Иден похудела, или «стала изящнее», как выражалась моя мать. Ее лицо по современным меркам было слишком красивым, почти безупречным, с идеально правильными чертами, большими выразительными глазами и мечтательным взглядом. Я впервые видела Иден за пределами ее родного «Лорел Коттедж», и впервые она держалась с нами слегка напряженно, казалась немного замкнутой и осторожной, когда сидела на нашем диване, плотно сжав колени и лодыжки. Предстояло разрешить серьезную проблему: где она будет спать. Положить ли ее в одной из неиспользуемых спален или вместе со мной в бомбоубежище, которое мы устроили в холле? В последнем случае наше соседство было бы почти неприличным, не то что в спальне «Лорел Коттедж», поскольку размеры убежища, сооруженного из мешков с песком и гофрированного железа, не превышали семь на четыре фута. Иден служила в армии и, хотя не принимала участия в боевых действиях, но, как заметила моя мать, должна была привыкнуть к бомбежкам и обстрелам. Естественно, мой отец все еще относится к ней как к маленькой сестренке. В конце концов родители решили, что Иден будет спать наверху, но ей было строго-настрого приказано встать и спуститься в убежище при первых же звуках сирены.