— Да. Мы подумали, что такое важное дело следует поручить профессионалу, который знает, что делает.
Как будто Джейми страдал аутизмом, задержкой развития или был неуправляем. Так мне сказал потом Эндрю.
— Значит, он в той милой детской, которую мы видели, Иден? — спросила Хелен бодрым, радостным тоном. — Как хорошо, что ей нашлось применение.
Иден пожала плечами.
— Тогда пойдемте.
Генерал отказался. Он принадлежал к тому поколению мужчин — возможно, последнему, — для которых мужские и женские роли никак не пересекались. Нога мужчины не переступает порога детской, и мужчина не ведет бесед с няней. Мужчины, подобно султанам, не имеют никаких дел с детьми, даже мальчиками, пока те не достигнут сознательного возраста. Генерал взял «Дейли телеграф» — я заметила, что Иден уже разгадала половину кроссворда, — и уселся на диван. Мужчина должен вести машину, и когда машина будет готова, он ее поведет. Эндрю тем не менее пошел с нами, и я, поднимаясь по лестнице, взяла его за руку.
Под лисьей шубой у Иден оказался наряд хозяйки деревенского поместья. Твидовая юбка с бантовыми складками, светло-голубые джемпер и кардиган, несколько нитей жемчуга и кольцо с бриллиантами по всей окружности. Блестящие золотистые волосы были коротко пострижены и завиты в симметричные локоны, похожие на сосиски. Иден повела нас по длинному коридору в угол дома, где находилась детская. В коридоре стоял такой холод, что у меня начали стучать зубы. Но в самой детской было тепло. Во время предыдущего визита я не заметила камина. Теперь заметила. В нем горел огонь, который щедро кормили не дровами, а хорошим валлийским углем, дававшим жаркое красное пламя, не уступавшее электрическому обогревателю с двумя спиралями, стоявшему между двух окон. Снаружи было холодно, и окна запотели. В прошлый раз на улице светило солнце, лучи которого падали на ковер с узором из плюща и вьюнка по краю. Этот ковер исчез, а его заменил светло-бежевый, в тон новых занавесок из бежевого репса, но столик со стульями были на месте — и конь-качалка тоже. Девушка чуть старше меня — вероятно, ровесница Иден — расставляла на столике чашку с блюдцем, тарелки и кружку с изображением кролика. На девушке было серое платье, не форменное, но достаточно строгое, чтобы считаться таковым. Джейми сидел на деревянном коне и, похоже, энергично раскачивался взад-вперед. Когда мы вошли, мальчик замер, но конь естественным образом продолжал качаться. Джейми взглянул в нашу сторону, потом резко отвернулся.
Иден подошла к няне и что-то сказала — я не расслышала что. Девушка немедленно, словно в ответ на нажатую кнопку или повернутый выключатель, произнесла:
— Поздоровайся с мамой, Джейми.
У нее был сильный суффолкский акцент, и поэтому команда (оставшаяся невыполненной) прозвучала примерно так: «По-аздровайся с ма-амой, Джарми».
Вера проявила благоразумие и постаралась скрыть свое сильнейшее разочарование. До этого момента я не осознавала, что они с Джейми не виделись с первого января, то есть уже шесть недель, а в жизни четырехлетнего ребенка это очень большой срок. Джейми слез с коня, подошел к няне и прижался к ее ноге.
— Ну, ты уже большой мальчик, — сказала она.
Лицо Джейми сморщилось, и он заплакал. Девушка подхватила его на руки. Довольно неуклюже, подумала я. Словно не желая участвовать в разворачивавшейся на наших глазах маленькой драме, Иден подошла к камину и, сунув в рукавицу холеную, унизанную кольцами руку, принялась ворошить угли маленькой латунной кочергой.
Больше не в силах сдерживаться, Вера протянула руки и бросилась к Джейми. Реакцию мальчика предвидели все, кроме Веры: Джейми еще сильнее прижался к сильному, обтянутому серым хлопком плечу и спрятал лицо. Вера жалобно вскрикнула, и няня протянула ей Джейми. У меня сердце обливалось кровью. На подобные сцены — обычно такое случается, когда ребенка надолго разлучают с матерью — всегда больно смотреть. Джейми плакал и сопротивлялся; ему удалось вырваться из рук Веры, он бросился к няне и с ревом обнял ее колени. Все это время Иден тыкала кочергой в огонь камина. На улице пошел снег. Большие, пушистые хлопья медленно плыли мимо запотевших окон. Няня села и обняла Джейми, а Вера осталась стоять, сжав кулаки.
— Первое время ему будет трудно, дорогая, — сказала Хелен. — Не расстраивайся. А что, если мы просто оденем его потеплее, соберем вещи и поедем? Может, так будет лучше?
Подошла Иден.
— Вы же не собираетесь взять его с собой?
— Конечно, собираемся, дорогая. Я думала, ты знаешь.
— Нет, не знаю… В любом случае это исключено. Посмотрите, какой снег. Ребенок был сильно простужен, и крайне неразумно выводить его на улицу в такую погоду, правда, няня?
Думаю, мы все были поражены неуместностью обращения к этой девушке как к оракулу; однако няня почему-то не ответила на призыв Иден. С флегматичным видом она посадила Джейми на колени и принялась играть с ним, подбрасывая вверх и пересаживая с одной ноги на другую. Вероятно, мы все подумали, что если с кем и нужно советоваться насчет здоровья с Джейми, так это с Верой. Джейми сполз с колен няни, уселся на каминный коврик и принялся сосать большой палец.
— Ты ни словом не обмолвилась о простуде.
— Нет, но мы с тобой разговаривали дней десять назад, правда? Он простудился позже.
— Я все время звонила. Тебя никогда не было. Трубку брала та женщина, твоя экономка.
— Вера, — терпеливо сказала Иден, — я же не могу весь день сидеть дома на случай, если ты позвонишь.
— Когда же я смогу забрать Джейми? — спросила Вера; так маленькая девочка, которой не дали лакомства, пытается выклянчить у матери новое обещание. — Когда я смогу его забрать?
Эндрю начинал сердиться, а умоляющий тон Веры разозлил его еще больше. Он учился в университете, как и я, но был гораздо старше, даже старше Иден — ему было уже под тридцать, он участвовал в «Битве за Англию», пережил плен и уже давно перестал принадлежать к категории «детей», к которой еще относилась я.
— Ты вправе забрать его, когда захочешь, Вера. Он твой сын. Укутаем его, и все будет в полном порядке. Мы приехали сюда, чтобы его увезти, и мы это сделаем. — Потом Эндрю обратился к няне тоном, достойным потомка Ричардсонов, богатых аристократов: — Будьте так добры, соберите его вещи.
Я восхищалась его манерами. Будучи эмансипированной и даже в те времена выступая за права женщин, я все же ждала от мужчин «инициативы». Хелен тоже выглядела довольной. По ее лицу я видела, что ее смущает деспотизм Иден. Как это ни удивительно, но возражать стала Вера. Казалось, она полна решимости успокоить Иден, хотя та выглядела скорее решительной, чем рассерженной.
— Если ты действительно считаешь, Иден, что это не пойдет ему на пользу…
— Считаю. Я уже сказала. — Иден подошла к окну и отдернула занавеску, хотя метель и так была прекрасно видна.
Эндрю вслух произнес то, о чем, наверное, думали все.