Она заговорила настолько безразличным, настолько небрежным тоном, что Лэнгу сразу стало ясно, что ей пришлось сдерживаться, чтобы не задать этот вопрос сразу:
— Ты в разводе?
— Вообще-то нет.
Он рассказал о том, что случилось с Дон, не слишком успешно стараясь говорить спокойно и бесстрастно. Подчас тот факт, что ты мужчина, создает только излишние трудности. Его никак не проходящая боль передалась Герт, глаза которой потемнели. Немцы очень сентиментальны. Эсэсовцы, которые весело шутили, поутру расстреливая женщин и детей, уже вечером могли плакать, слушая оперу Вагнера.
— Мне очень жаль тебя, Лэнг, — сказала она задрожавшим от сочувствия голосом. — Честно, очень жаль.
Она накрыла его ладонь своей, а он не попытался высвободить руку.
— Ты так и не вышла замуж?
— Замуж? — Герт презрительно фыркнула. — За кого? На этой работе трудно встретить приличных людей. Одни шизики.
— Могло бы быть и хуже, — усмехнулся Лэнг. — Что было бы, если бы ты попала на работу в карательную систему?
Она покраснела и спросила:
— А такое бывает?
— Маленькое уточнение: в тюремную систему США.
Герт разочарованно вздохнула:
— Думаю, ты пришел сюда не для того, чтобы выяснять, замужем я или нет. Ты, конечно, чего-то хочешь.
Он рассказал ей о трагической гибели Джанет и Джеффа и о человеке, вломившемся в его квартиру.
— Значит, ты желаешь знать, кто убил твоих сестру и племянника?
— Это я и пытаюсь выяснить.
Подошел официант, чтобы вновь наполнить их бокалы, и они умолкли.
Когда официант удалился, Лэнг вынул из кармана копию полароидного снимка и положил ее на стол.
— Если бы кто-нибудь рассказал мне, в чем особенности этой картины, то я мог бы выйти на след тех, кто это сделал.
Она всмотрелась в картину с таким выражением лица, будто пыталась расшифровать код.
— А полиция в Штатах? Она не может тебе помочь?
— Сомневаюсь. — Он убрал снимок. — К тому же это личное дело.
— Ты столько проработал в управлении, что должен бы знать: личная месть — самый верный путь к собственной гибели.
— Я ни слова не сказал о мести. Просто хочу выяснить, что это за люди. А дальше пусть работают копы.
— Ага, — сказала она, не скрывая, что нисколько не поверила в эти слова. — Как же, по-твоему, я могу тебе помочь?
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь представил меня Гвидо Марченни. Думаю, что он монах, так или иначе, работает в Ватиканском музее. Есть сейчас в Ватикане кто-нибудь, с кем управление поддерживало бы отношения?
То, что Ватикан имел собственную разведку, считалось строгой тайной, но Лэнг об этом знал и помнил. Римская курия, правительство Святого престола, проводящее в жизнь указания папы, содержало обширную сеть сборщиков информации, состоявшую в основном из миссионеров, приходских священников и других представителей церкви, профессиональные обязанности которых требовали широкого общения с людьми. Принято было считать, что эта разведывательная служба со Средних веков не прибегает к убийствам и не устраивает диверсий с человеческими жертвами, предпочитая им политические, но само количество католиков по всему миру, их преданность церкви и, что самое главное, обязательность для них таинства исповеди позволяли добывать информацию, недоступную для шпионов многих других государств. Как и все подобные организации, управление частенько обменивалось со Святым престолом какими-то лакомыми кусочками.
Герт достала из пачки следующую сигарету и поинтересовалась:
— А что я скажу начальству? Какие у меня основания для того, чтобы сводить бывшего агента с этим монахом?
Лэнг смотрел, как она зажигала спичку и прикуривала, потом ответил:
— Просто решила помочь старому другу, который по поручению своего клиента выясняет вопрос, связанный с неким произведением искусства.
— Я подумаю об этом.
Они заказали фасолевый суп, соте из баклажанов в оливковом масле и целую бутылку вина.
Когда еда была уничтожена, Лэнг сказал:
— Герт, по-моему, ты хочешь спросить что-то еще.
Она как раз подкрашивала губы и взглянула на него поверх зеркальца.
— О том, что тебя разыскивает американская полиция? Рот закрой, с отвисшей челюстью ты сразу делаешься непривлекательным. Я успела посмотреть сегодняшний бюллетень.
Среди обязанностей, навешанных на сотрудников управления, помимо выявления и нейтрализации настоящих врагов было и взаимодействие с местными властями и Интерполом в деле обнаружения беглых американцев за рубежом. ФБР воспринимало такое положение вещей как вмешательство в свои внутренние дела, протестовало активно, но тщетно.
— Ты хочешь сказать, что в управлении уже знают? — В животе Лэнга заворочался только что съеденный обед.
Она повернула голову так, чтобы огоньки свечей, стоявших на столе, наилучшим образом освещали ее лицо, и проверила в зеркальце результат своих трудов.
— Сомневаюсь. Сообщение попало не в ту папку и проваляется там еще день-другой.
— Но почему…
Она небрежно кинула зеркальце, в сумку.
— Лэнг Рейлли, мы с тобой знакомы уже много лет. Твой звонок, первый за столько времени, насторожил меня. Я подумала, что вряд ли ты стал бы звонить мне, если бы у тебя не было какого-нибудь дела, потом прочитала почту, кое-что поняла и, кажется, прогадала верно.
Герт, по своему обыкновению, перепутала слова, но это не позабавило Лэнга.
— Но ведь тебя могут уволить…
Она встала и потянулась, отработанным — в этом Лэнг не сомневался — движением выпятив красивую грудь.
— Ты один из моих старых друзей. У меня их не так уж много.
Он поглядел на нее снизу вверх, ощущая, что на лицо вернулась улыбка, потом полюбопытствовал:
— Даже несмотря на то, что я объявлен в международный розыск?
— Почему бы и нет? Ты позвонил, сказал, что стал адвокатом, и я захотела тебе помочь.
Каждому, буквально любому человеку хочется пнуть юриста.
Лэнг поднялся, положил на столик несколько купюр и предложил:
— Прогуляемся? А потом я поймаю тебе такси.
Она шагнула к нему, и он ощутил в ее дыхании горьковатый запах табака.
— Неужели я настолько постарела, что больше не интересую тебя?
Умение кокетничать никогда не относилось к сильным сторонам натуры Герт.
— Если ты говоришь о внешности, то знай, что с годами только становишься лучше, прямо как добрый виски. Мои чувства вряд ли можно описать таким нейтральным словом, как интерес.