— Меня несколько дней не было в городе, а то я обязательно позвонил бы вам.
Она ничего не ответила, лишь поглядывала на него с интересом.
— Я… э-э… я думаю, что задолжал вам хороший, спокойный обед после… после нашего похода на ленч.
Несколько стоявших поблизости адвокатов откровенно прислушивались к их разговору.
Ну и черт с ними!
Лэнг рванулся напролом.
— Может быть, позволите пригласить вас сегодня вечером?
Она вскинула голову, как будто хотела посмотреть на его лицо под другим углом.
— Увы, я сдала пуленепробиваемый жилет в прачечную. А как вы насчет того, чтобы пообедать у меня дома, вместо того чтобы выходить в общество? Я сварганю что-нибудь. И дешевле, и не так опасно.
Алисия кивнула на сцену, где, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ждал ведущий, и, порывшись в сумочке, которая вполне могла служить чемоданом, вручила ему визитную карточку.
— Позвоните мне, и я объясню, как ехать.
С этими словами она повернулась и направилась к двери.
Лэнг, как и все остальные присутствовавшие мужчины, проводил ее взглядом.
Потом у него за спиной кто-то кашлянул.
— Ну а теперь, когда Лэнг Рейлли решил свои личные вопросы, думаю, можно попросить его немного поговорить и с нами.
Лэнг толком не знал, что значит краснеть, но ему показалось, что его щеки окрасились румянцем.
Технологический институт Джорджии
Факультет химического машиностроения
Атланта, Джорджия
Через два дня
Лэнг и детектив Морз, словно студенты, пришедшие на дополнительные занятия, сидели на складных стульях перед столом доктора философии, профессора химического машиностроения Хилмэна Уэрбела. На белых оштукатуренных стенах кабинета красовались в золоченых рамочках верительные грамоты профессора, чередовавшиеся с фотографиями, где профессор или пожимал руки, или просто улыбался, глядя в объектив, каким-то людям, представлявшим, как предположил Рейлли, цвет научного мира. От укрепленного на окне кондиционера исходило больше шума, чем прохлады, и Лэнг почти сразу же почувствовал себя неуютно от жары и раздражения на себя за то, что позволил полицейскому уговорить его прийти сюда.
— Я не могу этого объяснить, — сказал Уэрбел, потупив взгляд, как словно признавался в каком-нибудь неприглядном грехе. — Честно говоря, до вчерашнего дня я не имел понятия о веществе с такими свойствами.
Морз подался вперед. Лэнг уже успел заметить, что уличный жаргон и акцент полицейского странным образом остались за пределами университетского городка.
— Доктор, если бы для того, чтобы получить аттестат, требовалось что-нибудь, кроме самых элементарных знаний, я никогда не закончил бы школу. И сейчас очень надеюсь, что вы сможете изложить то, что узнали, понятным мне языком.
Лэнг думал про себя то же самое, но не успел сформулировать вслух.
Уэрбел посмотрел на своих посетителей поверх узких очков и поправил свой и без того идеально ровный галстук-бабочку; он то и дело повторял это движение, по-видимому, совершенно не замечая движения своей руки.
— Попытаюсь. Прежде всего мы, конечно, взвесили часть вещества, этого порошка, до тысячных долей грамма и записали этот вес на плане эксперимента, который вы видите перед собой. — Он указал на стопки листов, находившиеся в руках у его собеседников. — Мы начали с эмиссионной спектроскопии, поместили образец в углеродный тигель, который использовали в качестве электрода, и при помощи другого создали электрическую дугу. Элементы, из которых состоит образец, при этом ионизируются с возбуждением светового излучения, что позволяет зарегистрировать спектральные характеристики…
Лэнг предупреждающе поднял руку.
— Доктор, ни у детектива Морза, ни у меня нет достаточной подготовки для того, чтобы оценить специфические особенности ваших экспериментов. Не могли бы вы немного снизить научный уровень ваших пояснений, чтобы они все же были доступны двум неучам?
Пухлое лицо профессора вдруг помрачнело; очевидно, с таким же выражением лица он должен был реагировать на наглую просьбу прочесть вводный курс лекций для первокурсников.
— Но без объяснения процесса и результаты, и мои заключения…
Морз уперся локтями в колени.
— Доктор, мы с мистером Рейлли приехали сюда как раз для того, чтобы узнать результаты и ваши заключения, — и добавил с невинной улыбкой: — Мы настолько безграмотны в области химии, что совершенно не в состоянии оценить подробности ваших научных изысканий.
Профессор задумался на две-три секунды, а потом кивнул.
— Что ж, попробую изложить все это непрофессиональным языком. В первые несколько секунд были обнаружены кварц, железо и алюминий со следами кальция, натрия и титана. Затем, когда температура увеличилась, мы увидели то, что нам показалось… Ладно, не будем вдаваться в экзотические подробности насчет иридия и родия… скажу лишь, что образец вдруг повел себя так, словно полностью состоял из металлов платиновой группы.
При этих словах Лэнг чуть не дернулся на стуле. Что бы ни представляли собой эти самые металлы платиновой группы, но они вновь и вновь возникали в этом деле.
— Насколько я помню, вы сейчас говорили, что он состоял из железа и алюминия, — перебил профессора Морз.
Уэрбел откинулся на спинку кресла.
— Именно так, мистер… детектив Морз. Такое впечатление, что сам химический состав вещества изменился, но это еще не самое странное.
И полицейский, и Лэнг, как по команде, чуть ли не молитвенно сложили руки.
— В ходе другого эксперимента исследуемое вещество нагревалось, и при этом его вес увеличился на сто два процента. А после охлаждения масса составила лишь пятьдесят шесть процентов от первоначального значения. Другими словами, это вещество начало левитировать.
— Левитировать? — озадаченно переспросил Лэнг. — То есть летать по воздуху?
— Нельзя сказать, что это вещество на самом деле взлетело, этого мы увидеть не смогли, — сказал профессор, — но и каких-нибудь признаков того, что оно растворилось в атмосфере емкости, которую мы использовали, тоже не было.
— Но ведь оно должно было куда-нибудь деться, верно? — спросил Морз.
— Одно из основных положений и физики, и химии состоит в том, что материя не возникает из ничего и не исчезает в никуда, — подхватил Лэнг. — Значит, оно должно было куда-то, скажем, перетечь… — Постулат о том, что в природе ничто и никуда не исчезает бесследно, был едва ли не единственным, что он вынес из своего непродолжительного и не слишком приятного опыта прикосновения к естественным наукам. — Хорошо, в таком случае, куда же оно перетекло?