Больше мне не удалось узнать ничего интересного. Мне захотелось поболтать с Тулией просто так, но я не смогла придумать никакой причины, чтобы подойти к ней. Наверное, просто смущалась. Мне казалось, что тогда, за пивом, я была с ней уж слишком откровенной и слишком много рассказала о себе.
В висках стучало, тело ломило — чувствовалась усталость последних дней. Я немного послушала, как они пели хорал Баха, тихонько подпевая партии сопрано.
Интересно, в каком ряду стоял Юкка? Он был основным басом, поэтому должен был стоять в центре последнего ряда. Наверное, без него хор звучит по-другому…
Юкка беседовал о деньгах с какой-то женщиной. Он был должен кому-нибудь? Не здесь ли кроется тайна происхождения его дорогой машины и других дорогих вещей? Не этой ли женщине он хотел отдать деньги, которые одалживал Юри?
— Ты считаешь, что теперь непременно должны убить кого-нибудь еще, и поэтому постоянно нас охраняешь? — спросил Антти, проходя мимо меня по коридору к телефону. Похоже, он шел звонить отцу Юкки, узнать репертуар для похорон. Я показала ему в спину язык и вышла, захлопнув за собой дверь.
«Какой мерзкий тип, — думала я, сбегая по ступенькам вниз. — Сначала угощает цветной капустой, потом язвит. Да уж, не хор, а просто змеиный клубок. Судя по всему, увлечение хоровым пением пробуждает в людях тщеславие. И наверняка каждый из них готов сжить со света Тойвонена или по меньшей мере своего соседа по хору за любую критику в свой адрес. А может, кому-то просто надоело, что Юкка над ним насмехался?..»
По дороге я встретила несколько своих знакомых по университету и не заставила долго себя уговаривать, когда меня пригласили выпить пива. Убрать в квартире можно и завтра, а выспаться я успею, когда выйду на пенсию.
У меня было очень много работы. На выходных просто создалось впечатление, что половина города решила избить своих благоверных и других близких родственников. Расследовав за три дня пять случаев семейного насилия — убитая бабушка, две избитые жены, свалившийся с балкона пьяный муж и застреленный из отцовской охотничьей винтовки брат, — я была готова поклясться, что никогда не выйду замуж и не заведу детей. У меня почти не было времени заниматься расследованием дела Юкки, но даже обрывочное чтение его бумаг снова вызвало у меня множество вопросов.
Я решила пойти на похороны Юкки, хотя с точки зрения расследования в этом не было необходимости. Когда я позвонила его отцу, чтобы уточнить несколько финансовых моментов, он рассказал мне, где и когда состоятся похороны. Хейкки Пелтонен отрицал авансовую выплату наследства, но я ему не очень поверила. Семейный врач до сих пор не разрешал мне побеседовать с матерью Юкки. Я знала, что при желании могла без проблем добиться разрешения на допрос, но мне не хотелось.
В машине Юкки не обнаружили ничего интересного. Там было много разных отпечатков пальцев, но ни один из них не был идентифицирован в полицейском архиве. Возможно, какие-то принадлежали таинственному Эм, а может, и нет. Ни следов крови, ни тайников. На мой взгляд, машину можно было передавать Пелтоненам.
Я вышла из дома и направилась к церкви. Старое черное платье неимоверно жало в плечах. Я купила его в выпускном классе, когда еще не занималась в тренажерном зале. Черные колготки скрывали отсутствие эпиляции. Я решила обойтись без цветов — покойному они не нужны, а живые только скривятся, увидев полицейского с цветами. Кроме того, я хотела понаблюдать за теми, кто будет возлагать цветы, возможно, среди них я увижу Тину, Мерике и таинственного типа по имени Эм. На поминки я идти не собиралась.
Был сумрачный день, на небе собирались облака. Подходящая погода для похорон. Было душно и тихо, как часто бывает перед дождем. Листва казалась пыльной, чахлые цветочки на балконах и клумбах вдоль дорог истосковались по дождю и прохладе.
Войдя в церковь, я незаметно проскользнула на угловой балкон. Я задумалась, когда же последний раз была в церкви, и вспомнила, что на свадьбе моей подруги Анники прошлой зимой. В церкви я всегда чувствовала себя неуютно. Я не умела правильно себя вести, чувствовала себя неуклюжей и чужой, и мне всегда казалось, что я пою громче других. Проповеди священника меня не трогали. И я никогда не размышляла над вопросами веры. Теперь же попыталась задуматься, где же пребывает душа Юкки. На работе рассказывали, что лет двадцать назад был один следователь, который разыскивал преступников, вызывая духов на спиритических сеансах. Причем весьма успешно. Мне было трудно в это поверить, но откуда же я могла знать точно? Может, сейчас Юкка в том месте, которое верящие в Бога люди называют раем? Или ему скорее дорога в ад?
Наверное, у каждого свое небо. Я, грешным делом, представила, как Юкка хорошо проводит время на небесах в окружении симпатичных белокурых ангелов. Неподобающая для похорон мысль, я даже украдкой оглянулась, не заметил ли кто-нибудь моей улыбки. А может, Юкка просто прекратил свое существование. Вообще. Я вспомнила горькие строки письма Антти. Он-то наверняка считал, что Юкки больше нет. Нигде. Что смерть — это черная пустота. Все, конец.
Я взглянула с балкона вниз. В церкви было не много народу. Хор уже расположился на своем месте, лицом к скорбящим. Перед алтарем стоял простой дубовый гроб. Последнее прибежище Юкки. На передней скамье сидел Хейкки Пелтонен, рядом с ним — женщина в темных одеждах и под траурной вуалью. Мать Юкки. Сколько же успокоительного влили в нее сегодня утром?
Все мои подозреваемые находились в составе хора. Пия и Тулия стояли справа. Пия с заплаканными глазами была одета в невероятно стильное черное платье, которое, на мой взгляд, было чересчур изысканно для похорон. Тулия с мертвенно-бледным лицом была в простом облегающем черном платье. Сиркку, низко понурив голову, держала за руку стоявшего сзади Тимо. Мирья оглядывала сидящих в церкви, при виде меня ее глаза злобно сверкнули.
Мужчины стояли сзади, Юри было едва видно из-за спин рослых коллег. Антти был виден издали, его голова возвышалась над всем хором. Брюки выходного черного костюма были ему коротки, между штаниной и носком виднелась полоска белой кожи. Длинные волосы он собрал в хвост и прилизал гелем.
Тойвонен стоял около органа. У него дрожали руки, и я поняла, что сама тоже очень волнуюсь. Я переживала за хор, за мать Юкки, да и просто очень нервничала. Я боялась, что тоска и боль, спрятанные за заплаканными глазами и бледными лицами, вдруг прорвутся в середине выступления, и песня перейдет в стон и плач. Боялась, что кто-то не выдержит и закричит: «Кто?» и «За что?» А я пока не могла ответить на эти вопросы… Пожалуй, легче всего было Юкке. Ему уже не надо было ни о чем беспокоиться.
Тойвонен взял первые аккорды. Мне всегда нравилось петь, поэтому я взяла в руки книгу и стала потихоньку подпевать. Вирш 613, первая и вторая строфы. Едва раздались первые строки, я поразилась, насколько точно эта песнь подходит к ситуации. Ни власть, ни богатство, ни молодость не помогут, когда разверзается могила под ногами. Все кончается, настает время уходить… Но когда и как это случится, знает только Бог. Я заметила, что у меня дрожит голос. Может, потому, что давно не пела?..