— Спасибо, я прекрасно доберусь на велосипеде.
— Тебе далеко ехать. Поедешь по дороге Хангонтие или напрямую через лес? Я провожу тебя.
— Нет, это вовсе не так далеко, и я не собираюсь ехать через лес. Мой домик находится в Ставе.
— В Ставе? А разве это не… — Сталь чуть не выдал себя, но вовремя замолчал. — Когда я встретил тебя на дороге Торбакантие, то, разумеется, подумал, что ты там живешь. Выходит, поторопился с выводами.
Задумчиво покрутив в руках бокал, Сталь взглянул на него и выпил. Два с половиной бокала кальвадоса и полбутылки красного вина. И на что он сгодится в постели после такого количества алкоголя?
Хозяйка подошла поинтересоваться, будем ли мы заказывать еще что-нибудь. Я поблагодарила ее за прекрасные блюда, Давид попросил включить ужин в счет за номер. Когда мой спутник беседовал на английском, его речь звучала более чопорно и надменно, чем на родном языке. Да я и за собой заметила, что когда говорила с Давидом по-шведски, то становилась более мягкой и женственной, не такой, как если говорила по-фински или на плохом русском.
Я поблагодарила за прекрасный ужин и поднялась. Хозяйка приветливо улыбалась, но было видно, что она хочет спать. Давид проводил меня до двери, помог надеть куртку и с улыбкой понаблюдал, как я меняю туфли на каблуках на кроссовки.
— Надеюсь, ты доберешься до дома без приключений. Может, обменяемся номерами телефонов? Не против, если я как-нибудь тебе позвоню? Да, и ты обязательно звякни мне, если приедешь сюда на выходные. Вот моя карточка.
Я нацарапала свой номер на клочке бумаги: завтра все равно поменяю сим-карту. Давид распахнул дверь. На улице был сильный ветер. Мы вышли в темноту двора, остановились. Тут Давид повернулся ко мне, обнял за плечи и поцеловал.
Я не ответила ему, хотя весь вечер мечтала именно об этом. Поцелуй был долгим, я почувствовала, как у меня напряглась грудь, потяжелело внизу живота, как я всем существом потянулась к нему, желая его. Я хотела быть рысью, которая не выбирает партнера, отдаваясь тому самцу, который сам находит ее, когда наступает брачный период. Но, в отличие от рыси, я не могла повиноваться инстинктам, наоборот, мне следовало избавиться от Сталя. Велосипедное седло впивалось в тело, дразня меня все сильнее. Дорогу перебежала лисица и, оглянувшись, скрылась в чаще. Я подъехала к мосткам, разделась и бросилась в холодную темную воду. Но и это не погасило пожиравший меня огонь.
В пятницу я спрятала велосипед около остановки, в ближайшей канаве. Рано утром я поместила сейф Аниты туда, где он хранился раньше, насыпала картофельной муки на ступени и пол домика и отправилась в путь. Дорога до Киркконумми занимала не более четверти часа. Добравшись до центра этого небольшого городка, я зашла в ближайший магазин, торгующий телефонами, и купила новый мобильник и несколько сим-карт. Тут же вытащила старую карту из телефона и выбросила, решив, что новый номер дам лишь нескольким надежным людям. Только не знала, можно ли причислить к ним соседок по квартире в Хельсинки, ведь, если на них хорошенько надавить, они запросто выдадут меня.
Из магазина я направилась в библиотеку неподалеку, где еще накануне забронировала время, чтобы поработать в Интернете. В читальном зале царили тишина и пустота, лишь несколько пенсионеров шуршали газетами да мальчик-библиотекарь за стойкой перебирал стопку компакт-дисков. Проверила почтовый ящик, но туда набился лишь спам. Бегущая строка новостей сообщала, что мой бывший однокурсник из Академии в Куинсе, Джим Парсли, занял место руководителя службы безопасности крупного американского банка с зарплатой, равной моему окладу за два года. Затем я увидела сообщение от Лайтио: требовал, чтобы я незамедлительно связалась с ним или явилась лично. Я быстро пробежала сообщение глазами и тут же удалила его. Сейчас Лайтио был не самой большой моей проблемой.
Полазила по русскому Интернету в надежде найти новую информацию об убийстве Аниты, но напрасно. Судя по всему, официальное расследование было завершено. Скольким же заплатил Паскевич, чтобы провести в жизнь версию насчет алкоголика? Я прекрасно понимала, что, если бы с этим несчастным бомжом ничего не вышло, следующим козлом отпущения стала бы я, недаром мне подсунули шелковый платок Аниты. Возникла даже мысль, что меня тогда одурманили и вывели из игры не потому, что опасались помех с моей стороны, а именно для того, чтобы подбросить мне платок. И сейчас еще меня вполне могут привлечь по той или иной статье, стоит лишь кому-то из власть имущих добиться пересмотра дела. Вряд ли такое под силу Лайтио или даже премьер-министру, но, пока такая возможность существует, я не могла чувствовать себя в полной безопасности.
Я решила подготовиться к встрече с Хеленой Лехмусвуо и набрала ее имя в строке поиска. Она уже целую вечность, аж с 1995 года, состояла депутатом от партии зеленых. Сорок два года, разведена, двадцатидвухлетний сын от короткого студенческого брака. Еще тогда она вступила в партию зеленых и, уже будучи депутатом парламента, защитила диссертацию по вопросам мировой экономики. Была председателем парламентской группы и заместителем председателя своей партии, но до министерского кресла еще не добралась. В настоящее время Хелена жила в Киркконумми, переехав сюда из Эспоо в начале года. По вине жесткого и безжалостного языка она нажила себе немало врагов, среди как руководителей крупных предприятий страны, так и политиков в области российско-финских отношений. Я поискала что-нибудь насчет личной жизни Хелены, но вместо этого нашла множество ее статей, очерков и эссе. В своей кандидатской диссертации Хелена рассматривала влияние распада Советского Союза на экономику Финляндии, а в последних работах размышляла, каким образом сделки российских бизнесменов с недвижимостью изменили конъюнктуру рынка Скандинавии. В одном из своих эссе она цитировала Аниту Нуутинен. Интервью она брала задолго до того, как я поступила к Аните на службу.
Затем я набрала имя Давида Сталя и получила двадцать шесть с половиной тысяч ссылок. Минут сорок я терпеливо просматривала их, прежде чем окончательно поняла, что мужчину, с которым вчера целовалась, я здесь не найду. Он представился консультантом строительной сферы, и это могло обозначать что угодно. Разумеется, я не просила его показать мне паспорт или удостоверение личности, для первого свидания это было бы несколько странно. То, что я не нашла о нем никакого упоминания в Интернете, еще ничего не значило. Полная неясность. Но в принципе я была готова, что все окажется именно так.
А потом я набрала еще одно имя, хотя так и не поняла зачем. Кейо Суурлуото. Сеть выбросила мне десятки откликов от людей, обожающих копаться в чужих семейных трагедиях. Зато на запрос о Кейо Куркимяки не было ни одной ссылки: никого не интересовало настоящее имя моего отца. Зато я вздохнула с облегчением, не найдя никаких упоминаний о том, что Суурлуото-Куркимяки получил помилование и вышел на свободу. Значит, он все еще отбывает пожизненный срок, к которому его приговорили весной 1981 года.
Других детей, кроме моей мамы и дяди Яри, в семье не было. Их отец, мой дед, умер еще до моего рождения, а бабушка скончалась от горя через три месяца после ужасной смерти дочери. Родители отца были живы и здоровы, но не захотели взять меня к себе. Когда все произошло, дед сказал, что я вообще не ребенок их сына. Мне бы хотелось, чтобы это было правдой. Однако на фотографиях отца я видела явное сходство наших лиц.