Слова Маллу звучали как крик, хотя говорила она тихим и каким-то безжизненным голосом. Я заметила, что у меня на руле начали дрожать руки.
— Нас в семье тоже три дочери, я старшая. Сейчас наша средняя сестра беременна, и все родственники с нетерпением ждут этого события.
— Даже не знаю, хотела ли я того ребенка, — продолжала Маллу, словно не слыша моих слов. — Я так устала от этих бесплодных попыток и бесконечных тестов. У Теему слабая сперма, у меня эндометриоз, я оперировалась. У нас с ним не осталось ничего общего, кроме фанатичного желания иметь ребенка.
— И вы развелись.
— Да. Это было единственно возможным вариантом. Пусть теперь старается осчастливить кого-нибудь другого своей слабой спермой, — горько произнесла Маллу и снова уставилась на дорогу. А когда мы остановились около ряда блеклых домиков с облезлыми фасадами, она вдруг сказала:
— Слушай, я все время говорю только о себе. А ты ведь хочешь узнать про Арми. Заходи ко мне, поговорим, если у тебя есть время. Знаешь, я не тороплюсь обратно к родителям, мне надо немного побыть дома, иначе я просто с ума сойду. — Маллу произнесла свою речь и закурила, не успев еще толком выйти из машины.
Было только начало шестого, я никуда не торопилась. Мы вошли в квартиру, я огляделась. Обстановка казалась какой-то неполной. Около большого кухонного стола стояло всего два стула, в гостиной не было журнального столика, и около дивана стояло только одно кресло. Маллу проследила за моим взглядом и пояснила:
— После развода Теему забрал машину и видеомагнитофон, а мне осталась вся кухонная техника. Ах ты черт, белье!
Не выпуская сигарету изо рта, она бросилась к стиральной машине, открыла дверцу, и оттуда пахнуло, как из погреба моего дядюшки. Маллу тоже принюхалась и сказала, что, пожалуй, белье стоит постирать еще раз. Она включила стиральную машину и позвонила родителям сообщить, что ей придется немного задержаться.
Мы расположились за кухонным столом с двумя чашками кофе.
— Итак, про Арми. Ты слышала, как мама сказала, что Арми была хорошей девочкой. Это действительно так. Она была славной маленькой сестричкой, такая очаровательная малышка с бантиками в косичках. В детстве она часто помогала соседям: выгуливала их собак, сидела с детьми. Мне кажется, она решила пойти в медицинское училище, потому что хотела помогать людям, заботиться них. Знаешь, у нее всегда была удивительная способность узнавать о людях то, что они хотели бы скрыть. «Мама, а почему у Керваненов в доме так много пустых бутылок из-под водки?» — спросила она однажды, посидев с их детьми.
— Забота о людях дает над ними власть, — произнесла я, не задумавшись над своими словами.
— Правильно говоришь. Мне иногда даже казалось, что она решила стать врачом-гинекологом именно из-за меня, из-за моих проблем с бесплодием. Чтобы получить возможность заботиться обо мне, контролировать меня…
— А кем работает ваша мама?
— Она работала кассиром в супермаркете, сейчас на пенсии. У меня всегда было чувство, что мы не соответствовали по уровню этим Хянниненам, их мамаша была на этом просто повернута… Если бы полиция не задержала Киммо, я была бы совершенно уверена, что это Аннамари задушила Арми, чтобы та не испортила их род… Могу поклясться, что кто-то из них явно имел отношение к смерти Санны — уж слишком много стыда им пришлось из-за нее пережить.
Я ошарашенно взглянула на Маллу, и она тут же быстро произнесла:
— Не слушай меня, болтаю всякую ерунду. У меня неуравновешенная психика, после выкидыша я наблюдаюсь у психиатра. Тем более что сейчас я не работаю и у меня масса времени для всяких фантазий… — Ее холодный, безжизненный голос, казалось, повторял чьи-то слова. Интересно чьи? И почему она заговорила о смерти Санны, какая связь между двумя этими событиями?
— У вас с Арми были близкие отношения?
— Близкие… Ты сказала, у тебя есть сестры, значит, понимаешь, что такое близкие отношения с сестрой. Ненависть, зависть, любовь… Любви меньше всего… Мы много общались, особенно в последнее время. Арми считала своим долгом помочь мне прийти в себя после операции, таскала с собой повсюду, и на эту вечеринку к Хянниненам — тоже. Она же уговорила меня пойти на прием к психиатру.
«Забота о людях дает над ними власть», — снова повторила я про себя и задалась вопросом, каким же образом Арми собиралась мною воспользоваться. Я была совершенно уверена, что она хотела со мной о чем-то поговорить, а швейная машинка была лишь поводом, чтобы затащить меня к себе.
— Арми давно знакома с Киммо?
— Около четырех лет. Медицинское училище, в котором она училась, и политехнический институт организовали совместную вечеринку, целью которой и было познакомить молодых медсестер с будущими инженерами. Там они и встретились. А до Киммо у нее был всего один друг. Этот парень сейчас живет в Рованиеми.
— У нее было что-нибудь с Маке Руостеенойей?
— Про Маке ничего сказать не могу, хотя, мне кажется, ему нравятся более дикие женщины, вроде Санны. Арми, разумеется, и его взяла под свою опеку. Он ведь такой потерянный по жизни. Теему и Маке учились в одном классе, поэтому я его неплохо знаю.
— А удалось в итоге выяснить, почему ты потеряла ребенка?
Маллу не смутил мой вопрос. Она закурила новую сигарету и заговорила сухими короткими фразами.
— Тут и выяснять особо нечего. Как-то в субботу мы с Теему были в гостях у Арми с Киммо. Был март, на улице холодно, дороги покрыты тонким слоем льда. Теему был навеселе, они с Киммо выпили немало пива. По дороге домой нам надо было перейти дорогу. Мы шли по пешеходному переходу, как вдруг откуда-то на огромной скорости выскочила большая машина; она пыталась резко затормозить, но на скользкой дороге ее занесло. Я рванула вперед, как-то неловко отпрыгнула, подвернула ногу и упала…
— Машина остановилась?
— Ага, конечно, угадай с двух раз. Сначала нам показалось, что ничего страшного не произошло, просто я порвала колготки, а ночью началось кровотечение. В шесть утра Теему позвонил Хельстрему, тот велел срочно вызывать «скорую». Но было поздно. Когда я очнулась от наркоза, то увидела над собой склонившегося Хельстрема. У него были красные глаза. Я думала, он плакал из-за моего потерянного ребенка, но потом выяснилось, что у него просто грипп.
— Ну надо же, черт побери! — Следовало выразить сочувствие, но я, как назло, не могла подобрать правильных слов.
— И знаешь, что было самым странным во всей этой истории? Мы не могли потом вспомнить ни марку машины, ни ее цвет, не говоря уж о номере. Но Теему утверждал, что за рулем сидела Арми.
У меня перехватило дыхание. Понимала ли Маллу, что она только что на блюдечке преподнесла мне новый мотив для убийства, причем теперь я могла с легкостью подозревать как ее, так и Теему.
— Но это не могла быть Арми. У нее не было прав, и машины тоже не было. Они проводили нас и сразу пошли спать. Я до сих пор не могу понять, почему Теему так говорил. Арми была просто потрясена, когда Теему рассказал ей это.