Я зашла в кабинку, закрыла дверь на щеколду. И в этот момент услышала на улице шаги. Я заметила, что остальные кабинки не заняты, но внутрь никто не зашел. Значит, кто-то поджидал меня снаружи.
Сердце испуганно заколотилось. Наверняка это был один из завсегдатаев в резиновом костюме или сетке, который выследил, как я вышла из ангара, и теперь чего-то от меня хочет… Я на мгновение растерялась, но быстро собралась с духом: в конце концов, я взрослая женщина, а не тварь дрожащая. К тому же у меня всегда с собой в сумке небольшой финский нож. Выдохнув, я резко открыла дверь.
Совершенно лысая женщина как раз тушила о землю окурок. Проходя мимо меня, она хмыкнула:
— Я так привыкла, что любовница не разрешает курить в доме, что даже в уличный туалет мне как-то неудобно с сигаретой заходить…
В этот же момент из соседней кабинки вышел мужчина. Я загляделась на него: он был с Антти ростом, и на голове — завязанные в хвост кудри, которым позавидовал бы любой рокер. Кожаный костюм сидел на нем как влитой, на ногах — тяжелые ботинки. На мгновение мне захотелось проверить, не разучилась ли я еще с легкостью обращать на себя внимание противоположного пола, но тут же мысленно дернула себя за ухо. Я не развлекаться сюда пришла, а на работу.
Пока меня не было, на эстраде начало происходить какое-то действо. Толстый, весь в татуировках мужик сидел посреди сцены в позе лотоса и прокалывал себе кожу иголками, которые, предварительно простерилизовав, ему подавала тощая унылая женщина, тоже вся с ног до головы покрытая татуировками. Через дымовую завесу пробивался запах больницы. В центре помещения, извиваясь и раскачиваясь в разные стороны, танцевал юноша на высоких каблуках. Я почувствовала себя совершенно потерянной и, несмотря на принятое раньше решение, направилась к бару за второй бутылочкой вина. Оно мне показалось гораздо лучше на вкус. Подошла ближе к сцене, пытаясь сосредоточится на происходящем, — вот мужчина втыкает иглу в кожу, и она выходит из ноги, потом из руки… Наконец он воткнул иголку себе в шею. Интересно, это приглашенный йог или дяденька так накачался, что впал в транс и не чувствует боли?
— Привет, подруга! И как тебе все это нравится? — Я автоматически взглянула в направлении голоса и увидела симпатичного парня в самой что ни на есть обычной одежде — джинсах, белой футболке и кожаной куртке.
— Что-то не особо.
— Может, тогда пойдем потанцуем?
Он приобнял меня, и мы пошли танцевать. Звенела музыка, гремели барабаны; я почувствовала, будто мне снова восемнадцать и я первый раз, как взрослая, пришла в хороший ресторан и меня пригласил классный парень… И я мечтаю о том, что именно он окажется тем любимым и единственным, на всю жизнь… Из динамиков лился хит девяностых «Я хочу тебя любить», и мне казалось, что рядом со мной танцуют мои друзья, знакомые, Санна…
Санна. Я же не танцевать сюда пришла. Музыка смолкла, и я направилась к краю танцпола. Мой кавалер следовал за мной.
— Не хочешь больше танцевать? Какая у тебя замечательная юбочка! — Он смерил меня взглядом, достойным гинеколога Хельстрема. — Что ты здесь делаешь? А ты как предпочитаешь — быть госпожой или рабыней?
— Мне, знаешь ли, нравится по-разному. Я по гороскопу Рыба — изменчивая и исчезающая, — ответила я, пытаясь говорить с той же интонацией, что и Ангел.
— Ах вот оно как… Звучит заманчиво… Меня зовут Себастьян. — Он протянул мне руку.
Я пожала.
— Мария.
— Дева Мария?
Я отдернула руку.
— Это старая шутка. К тому же не лучшая.
— Прости меня, повелительница. В следующий раз придумаю что-нибудь другое. — И Себастьян церемонно поклонился мне, будто придворный своей королеве. Я не придумала ничего лучше, как надменно кивнуть в ответ.
— Не люблю, когда повторяют старые шутки. — С этими словами я направилась к выходу, где увидела Ангела, которая беседовала с тем самым высоким красивым мужчиной с роскошными, стянутыми в хвост темными кудрями. Она заметила меня и приветливо махнула рукой.
— Познакомься, это Джоук, — представила она мне парня.
Тот начал расспрашивать о Киммо. Его взволнованный голос не слишком соответствовал общему облику. На поясе у красавца висела плетка, и он был похож на мрачного готического героя, который, как и полагалось в те времена, сначала наказывает свою женщину плеткой, а потом ласково целует, заключив в нежные объятия.
— Вы будете готовы выступить в защиту Киммо? Рассказать, что в своих играх он никогда не стремился к насилию? Объяснить, что… О черт!
У двери стоял комиссар уголовной полиции Пертти Стрем, собственной персоной, высокомерно помахивая удостоверением перед носом продававшей входные билеты девушки. Он прошел внутрь, не заплатив, разумеется, за вход, и теперь, вытягивая шею, рассматривал толпу с таким же выражением лица, какое я видела у своей матери, когда она перебирала горох, откидывая негодные горошины.
— Вот, полюбуйтесь, это тот полицейский, который задержал Киммо, — пояснила я удивленным Ангелу и Джоуку. Перец тоже нас заметил. Возможно, он не был полностью уверен в виновности Киммо и пришел сюда, чтобы получить какую-нибудь информацию, за которую можно было бы зацепиться. Я вспомнила, как, работая в полиции, тоже использовала любую возможность, чтобы продвинуться в расследовании.
Но сочувствие, которое я испытывала к нему, растаяло как дым, когда он бесцеремонно направился к нам и громко произнес:
— Мне следовало раньше догадаться, почему ты, Мария, так яростно защищаешь этого извращенца. Ты ведь, оказывается, и сама такая же.
— Осторожнее, это заразно, — ответила я ледяным тоном. — Хотя я твердо уверена, что ты и сам можешь давать уроки садизма.
Перец не мог отвести глаз от моей юбки и колготок в сеточку.
— Если бы я знал, что ты тоже увлекаешься этими делами, то арестовал бы за убийство тебя, а не Хяннинена. Разумеется, тебе надо было убрать с дороги эту Арми, чтобы самой резвиться с Киммо.
Эта мысль была настолько абсурдна, что я рассмеялась Перцу в лицо.
— А почему бы мне тогда не прикончить своего гражданского мужа? — ехидно поинтересовалась я, допивая остатки вина из бутылки, чтобы не было искуса выплеснуть их Перцу в лицо. Вместо ответа тот повернулся к Джоуку и Ангелу и начал задавать примерно те же вопросы, что и я, только облекая их в неприятные официальные формулировки. Я потихоньку включила диктофон, хотя прекрасно знала, что это незаконно. И почувствовала, что уже достаточно пьяна для каких-либо разумных действий, поэтому решила просто расслабиться и приятно провести остаток вечера.
Несмотря на хмель в голове, я заметила, что Перец довольно грамотно формулировал вопросы. Вряд ли ему удалось узнать у Ангела и Джоука больше, чем мне, — уж очень настороженно они относились к полиции и говорили, тщательно взвешивая каждое слово. Джоук как раз рассказывал ему о статье, которую Киммо написал для клубной газеты, когда мне снова понадобилось в туалет и я вышла.