Лэнг в последний раз окинул взглядом комнату. Издалека доносились приближающиеся полицейские сирены. Он переступил через труп бритоголового. Убийство отвратительно, и все же Лэнг был очень рад, что 9-миллиметровые пули смогли остановить этого громилу.
Как ни странно, щепки от сломанного кресла не пристали к его одежде.
I
Дом приходского священника, католическая церковь Непорочного Зачатия,
Мартин Лютер Кинг-драйв, 48,
Атланта, Джорджия
8:34 вечера, через два дня
Лэнг подождал, пока домоправительница Фрэнсиса уберет со стола тарелки, оставшиеся после обеда. Как и следовало ожидать, Грампс отправился в кухню следом за ней.
— Вы уверены, что у вас не будет неприятностей из-за того, что вы поселили у себя меня и собаку?
Фрэнсис приостановился на полпути к шкафу, где обитала бутылка отличного односолодового виски:
— Не сомневаюсь, что епископ согласится, когда я скажу, что отступников полезно держать под присмотром. Если бы церковь в свое время получше присматривала за Лютером, мир сейчас был бы значительно лучше.
— Только потому, что вам случилось стать папистом.
Фрэнсис громко фыркнул и, подняв бутылку, показал Лэнгу этикетку:
— Именно так.
Лэнг проследовал за священником и бутылкой в маленький кабинет. В трех стенах не было окон, и их полностью занимали полки с книгами.
— Должен признаться, что искать меня здесь станут в самую последнюю очередь.
Фрэнсис взял серебряное ведерко, и кубики льда посыпались в стаканы.
— С этим не поспоришь. — И добавил, протягивая стакан Лэнгу: — А вы уверены, что вас действительно кто-то преследует? Что у вас не параноидальные видения, внушенные растревоженной фантазией?
Лэнг опустился в глубокое кожаное кресло:
— Не желаете съездить в мой деревенский домик и посчитать пробоины от пуль? Ну а закопченное пятно на месте моей квартиры вы должны были видеть своими глазами.
Фрэнсис тоже сел, отхлебнул из стакана и покачал головой:
— Да простится мне грубое выражение, но вы то и дело умудряетесь вляпаться в какое-нибудь дерьмо. Насколько я понимаю, Герт уехала именно поэтому?
Лэнг кивнул:
— Совершенно верно. Кроме того, мы ни в коем случае не хотим рисковать жизнью Манфреда.
Фрэнсис ненадолго задумался. За годы знакомства с Лэнгом он усвоил: если друг захочет чем-то поделиться с ним, то скажет сам, когда посчитает нужным.
— Из того, что вы сказали перед ужином, я понял, что вас интересует что-то связанное с Писанием и апостолами.
— Вероятно, да. В частности, с Иаковом. Он действительно был братом Иисуса?
Священник несколько секунд задумчиво разглядывал содержимое стакана, а потом поднялся и взял с полки потрепанную Библию.
— Это довольно спорный вопрос. У Матфея в главе 13, стихи 54–56, сказано… — Он открыл книгу: — «Придя в отечество Свое, учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? Не плотников ли Он сын? Не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков, и Иосий, и Симон, и Иуда? И сестры Его не все ли между нами?» Марк пишет почти то же самое в главе 6, стих 6. — Священник перевернул несколько страниц. — А у Луки, 2:7, сказано, что Он был первенцем у Марии; это можно рассматривать как намек на то, что у нее потом были и другие дети. Павел в Послании к галатам, глава 1, стихи 18 и 19, сообщает, что, когда он ходил в Иерусалим, не видел никого из апостолов, кроме Иакова, брата Господня.
Лэнг тоже приложился к своему стакану:
— Насколько я понимаю, для любителей перебирать четки это представляет сразу две проблемы: во-первых, из-за наличия неизвестно где родственников Бога и, во-вторых, из-за того, что это не согласуется с концепцией о вечной девственности Марии. Судя по тому, что мне удалось узнать, церковь относит всех этих родственников к первому браку Иосифа.
Фрэнсис вздохнул, вернул Библию на полку и снова сел:
— Vexata quaestio, спорный вопрос. Вполне возможно, что между ними действительно было сводное родство. Святой Иероним в четвертом веке объяснял, что они были двоюродными.
— Veritatem dies aperit [22] , — усмехнулся Лэнг, подняв стакан.
Фрэнсис потряс свой стакан; кубики льда звонко перекатывались в хрустале.
— Время действительно может помочь выявиться правде, но этот вопрос так и не прояснился за две тысячи лет. Возможно также, что составители Евангелий выражались фигурально и, говоря о братьях и сестрах, подразумевали, что все мы дети Бога.
Лэнг поднялся с кресла, чтобы добавить виски в стакан.
— Первоначальные тексты Евангелий были написаны по-гречески, верно?
— Насколько мне известно, да.
— Я не знаю языка, но, если память мне не изменяет, родной брат у древних греков назывался adelphos. Двоюродный — anepsios. Если древний имел в виду кузена или сводного брата, он так и написал бы — прямо.
Глубокая вера Фрэнсиса и атеизм Лэнга порождали бесконечные, хотя и сугубо дружеские, споры между ними. Пожалуй, обсуждение религиозных разногласий занимало в их общении второе место после высказываний древних римлян. Каждый из них уважал ум своего друга, кроме того, оба профессионально владели искусством аргументации. И все же Лэнг очень внимательно следил за тем, чтобы не сказать чего-нибудь такого, что всерьез задело бы убеждения друга, и старался обходить те трудноразличимые моменты, за которыми Фрэнсис мог бы почувствовать обиду или опасность. Ну а священник, в свою очередь, никогда не пытался склонить Лэнга к какой-либо форме организованного почитания высших сил и умудрялся не лезть с поучениями по поводу тех сторон личной жизни друга, которые не могли пользоваться одобрением церкви и его личным как ее представителя. Благодаря пониманию этих границ их дружба была интересной и приятной для обоих.
Вслед за Лэнгом и Фрэнсис подлил себе виски.
— Я, конечно, не понимаю, какое отношение эти вопросы могут иметь к вашим неприятностям. Это очень давний диспут, в ходе которого, я уверен, на костры отправились толпы еретиков. Но мы ведь давно так не поступаем. И я буду чрезвычайно удивлен, если окажется, что вас пытались убить из-за гипотезы о родственных связях Иисуса. На такое не пойдет даже самый набожный человек.
Лэнг откинулся в кресле и закинул ногу на ногу.
— Ну конечно, если так, то моего приятеля Иона убили совершенно случайно.
Фрэнсис кивнул; свет заиграл в бусинках четок, висевших у него на шее.
— Это верно, но ведь тут дело касалось древних документов огромной рыночной ценности. И, кстати, вам не приходило в голову, что и его, и этого человека из Праги…