— Сядь, — буркнул он.
Элизабет опустилась на табурет, оправляя рубаху, чтобы не было видно трусиков. Странно, глупо, но она стеснялась его. Или, пожалуй, нет. Не стеснялась, не то слово. Чувствовала себя беззащитной — да, так точнее, и это ей совсем не нравилось. После Брока она дала зарок больше Be быть беззащитной перед мужчиной. Любовь ранит и калечит, особенно когда тот, кого любишь, испытывает к тебе нечто другое. Снова проходить через это ей не хотелось.
Не то чтобы она влюбилась в Дэна Янсена, поспешила уверить себя Элизабет. Вот еще глупости.
Он осторожно промыл ей рану, вынул осколки, и его большие руки оказались нежными, как у мамы. Это заставило Элизабет задуматься, каким он был отцом, пока миссис Янсен не дала ему отставку. Интересно, скучает ли он по дочери? Почти все, кого она знала, не скучали бы ни минуты. Джей Си, Бобби Ли, Брок — все они если и хотели считаться отцами, то только на словах. Но ей почему-то казалось, что Дэн не такой. Может, оттого, что единственной личной вещью в его казенном кабинете была фотография дочки, державшей листок со словами: «Папочка, я тебя люблю»?
Дочки, которая, наверно, ждет его дома.
— Что ты здесь делаешь? — Этот вопрос только что пришел ей в голову. До того она была только благодарна ему за то, что он рядом. Дэн посмотрел на нее с тревожным недоумением, и она решила спросить по-другому:
— Почему ты здесь? Как ты сюда попал?
Он покраснел, кашлянул и с удвоенным вниманием принялся вертеть в руках полоску пластыря.
— Я ехал мимо верхом.
— Верхом? В такое время?
— Скрипнув зубами, Дэн приладил пластырь ей на колено, нажав так, что она поморщилась от боли. Он не хотел признаваться, что собирался всю ночь наблюдать за ее домом из рощи, что провел за этим уже две ночи. И не желал думать о том, что сегодня оказался у ее дверей слишком поздно. Еще немного, и совсем опоздал бы.
— Да, чтобы развеяться, — ответил он, что было правдой по крайней мере наполовину. Он любил ездить верхом, и это объяснение было вполне логичным, в отличие от второй половины правды — что ему хотелось быть рядом с Элизабет, охранять и защищать ее, что он чувствовал себя последним уродом из-за того, что произошло вчера ночью.
— А домой к дочери тебе не надо? Он нахмурился при нечаянном напоминании о том, что Эми не желает больше проводить вечера с ним.
— Она ночует у двоюродной сестры, — скороговоркой пробормотал он, старательно отводя взгляд от ноги Элизабет, и встал. — Ладно, теперь давай посмотрим плечо.
Элизабет послушно оперлась на его руку и поднялась с табурета. Они опять стояли почти вплотную, и память о вчерашней близости витала в воздухе между ними.
Дэн тоже не мог отрешиться от воспоминаний, пока расстегивал верхние пуговицы мужской сорочки Элизабет. Он вспоминал, что вчера не соизволил потратить на это пяти минут времени. Господи, какая же он дрянь! Стараясь справиться с пронзившим его чувством вины и с острым всплеском желания, он осторожно спустил сорочку с ее левого плеча. Ничего, эту пытку он заслужил.
— Так больно? — спросил он, легко касаясь плеча кончиками пальцев, а другой рукой бережно поднимая ее руку. Кожа нежнее шелка, да еще этот дразнящий аромат дорогих духов… Если бы опустить голову туда, где шея переходит в плечо, прильнуть губами к этой коже, попробовать ее на вкус…
Элизабет поморщилась. Плечо болело, но боль заглушало множество других ощущений.
— Да, — еле слышно выдохнула она.
— По-моему, перелома нет, — уверенно сказал он. — Только ушиб. Хочешь, сделаем рентген?
— Не надо, — прошептала Элизабет, вся дрожа, нонеот боли, а оттого, что его рука до сих пор лежала на ее голом плече. — Хочу только лечь в постель поскорее.
Дэн подавил стон. И он хотел уложить ее в постель, да только этому не бывать.
Он помог ей подняться на второй этаж, обвив рукой за талию и приняв на себя часть ее веса, но на верхней площадке лестницы посторонился и пропустил ее вперед, чтобы она не увидела, что с ним делает ее близость.
У дверей спальни Элизабет остановилась и через плечо строго взглянула на Дэна.
— Не смей смеяться над моей кроватью, — предупредила она, низко сдвинув брови.
— С чего это мне смеяться над твоей кроватью?
— Брок смеялся. — Она открыла дверь, прихрамывая вошла в спальню, включила лампу на ночном столике, не зажигая верхнего света: в полумраке комната выглядела не так жалко.
Дэн стоял на пороге маленькой комнатки с розовыми стенами, изумленный, растерянный, не испытывая ни малейшего желания смеяться. Он не стал бы смеяться даже под страхом немедленной смерти, так гордо и нежно посмотрела на него Элизабет.
Кровать царила в комнате, почти не оставив места обшарпанному платяному шкафу и ночному столику. Элизабет обошла ее кругом, откинула покрывало в цветочек, пышно взбила подушки, надменно подняв подбородок, будто ждала, посмеет ли он высказаться насчет сверкающего латунью изголовья с прихотливым ажурным узором.
— Брок называл ее «шлюхина радость», — пояснила она. — Говорил, что это верх вульгарности. А мне нравится, и, что подумают другие, в том числе ты, мне наплевать.
Однако по тому, как она это сказала, Дэн отлично понял, что ей совсем не все равно. Она боялась, что над нею будут смеяться, дразнить, унижать — как Брок Стюарт.
Дерьмо собачье.
— По-моему, очень красиво, — мягко возразил он. Лучше не замечать, как хорошо он сказал. Дэн — человек тяжелый, и с этой стороны Элизабет видела его слишком часто, чтобы поверить, что он может быть другим.
Он подошел к ней сзади, запустил руку под волосы, гладя по затылку, по шее.
— Ты красивая, — серьезно сообщил он, подступая еще ближе, наклонился, потерся щекой о ее волосы. — И мне глубоко плевать, что там думает Брок Стюарт. Мне уже ясно, что он кретин.
Элизабет чуть повернула голову, и тут же Дэн поймал ее губы и стал покрывать их тихими, нежными поцелуями, дрожа от сдерживаемой страсти. Ему хотелось уложить ее поперек огромной кровати, исцеловать всю, без остатка, цо он заставил себя оторваться от нее, ненавидя разделившие их сантиметры пустоты.
— Тебе надо отдохнуть, — стараясь дышать ровно, сказал он. — Если буду нужен, я внизу.
Он был нужен ей сейчас, немедленно, но, видимо, решил проявить благородство. Отчасти Элизабет восхищалась им, отчасти — злилась и проклинала его внезапную скромность. Она хотела, чтобы он остался, но не просить же об этом? И потом, как же Трейс, ведь рано или поздно он придет домой? И еще — у нее есть гордость. Как бы ни хотела, она не станет вымаливать у мужчины ласку и тепло.
Забравшись под простыню, все в той же голубой сорочке Брока, Элизабет натянула одеяло на ноги и откинулась на гору подушек в кружевных наволочках. Дэн пошел к двери.