Серена обессиленно прижалась к стволу какого-то дерева. Болело все тело. Связанные за спиной руки онемели; ныло правое предплечье, по которому ее ударил Уиллис, чтобы выбить у нее газовый баллончик. Ощущение было такое, будто он огрел ее обухом топора. Левое плечо напоминало о себе пульсирующей болью – сначала к нему приложил руку Уиллис, а теперь она сама врезалась в дерево. Мышцы связанных рук сводило судорогой. Наверно, во всем теле не осталось такой клеточки, которой бы не было больно. Тем не менее надо радоваться, что ты жива и на свободе, подумала Серена. Во всяком случае, пока.
Дышать было тяжело, но завязанная узлом на затылке бандана после того, как Перре тянул за нее, слегка ослабла. Серена попыталась освободиться от мерзкой тряпки. Прижавшись лицом к стволу дерева, она попыталась сдвинуть бандану со рта. Жесткая кора наждаком обдирала кожу, но Серена не оставляла попыток. И те завершились успехом: бандана съехала вниз и повисла на шее, и Серена наконец смогла выплюнуть кляп. Затем она еще несколько раз сплюнула, чтобы побыстрее избавиться от противного вкуса во рту.
Что-то зашуршало в подлеске справа от нее. Серена моментально напрягла зрение, вглядываясь в темноту. Ей показалось, что она уловила какое-то движение, но не смогла понять, что это такое и откуда доносится звук. В ее голове вихрем закружились мысли одна страшнее другой. По ночам болото оживает, из своих нор вылезают разные охотники и их будущие жертвы…
– Это я, Господи! – прошептала она сквозь слезы. Сдерживаться больше не было сил.
Увы, в отличие от лесных обитателей, Серена лишена дара мимикрии, позволяющей животным сливаться с окружающим пространством. В своей белой блузке она будет видна издалека, как маяк в ночи.
Откуда-то сзади до ее слуха донесся треск веток. Напряженно прислушиваясь, Серена гадала, отправился Перре на ее поиски один или же к нему присоединился Уиллис. «Бежать», – решила она и в следующий миг сорвалась с места.
Боже, ну почему ее глаза не видят в темноте? И почему у нее не развязаны руки? Почему ей мешает страх? Если бы только Лаки был здесь!
Лаки… Увидит ли она его когда-нибудь? Глупо думать об этом сейчас, но знает ли он, как сильно она любит его? Впрочем, она сама осознала это в полной мере лишь сейчас.
Сейчас, когда на карту поставлена ее жизнь, она как будто взглянула на многие вещи другими глазами. Например, поймала себя на том, что обращается к Богу, давая ему обещания. Господи, если только я останусь жива, честное слово, я помирюсь с Шелби, прощу упрямого Гиффорда, буду больше заниматься благотворительностью и, главное, постараюсь достучаться до сердца Лаки. Обещаю!
Если она будет бежать, будет искать спасение, то непременно увидит его. Нужно обязательно в это верить. Если она будет бежать, то все будет хорошо. Она спасется. Берка поймают, и она снова увидит Лаки. Если будет бежать. Если уйдет от погони.
Она жадно хватала ртом ночной воздух, и ей казалось, что легкие обжигает огнем. Она больше ничего не слышала, кроме буханья крови в ушах и собственного надрывного дыхания. Вскоре у нее закружилась голова. Тяжелые, пряные запахи сырого леса забивали ей ноздри. Казалось, будто влажная почва, словно губка, сжимается и распрямляется под ее ногами. Серена полностью утратила ощущение пространства. Ей казалось, она находится где-то между бредом и истерикой и вот-вот потеряет сознание.
Девушка подумала, что если каким-то чудом доберется до дома Лаки, то сможет воспользоваться его радиопередатчиком и позвать на помощь. Или найдет там оружие. Однако до его дома она так и не добралась. Зацепившись за торчащий из земли корень, Серена полетела лицом вниз на грязную землю. А когда подняла голову, то увидела перед собой ботинки Джина Уиллиса.
– Давай, красавчик, сходим с тобой куда-нибудь, где нам с тобой никто не будет мешать.
Лаки раздраженным взглядом окинул блондинку, буквально прилипшую к его левому боку. Боже, у этой женщины никакого самоуважения и еще меньше – чувства самосохранения. Она подошла к нему тотчас же, стоило ему устроиться в углу «Мутона». Не иначе как эта особа или слишком упряма, или слишком глупа. В противном случае она наверняка обратила бы внимание на то, как посетители бара как по команде поспешили отодвинуться от него как можно дальше. И хотя – что греха таить – природа щедро наградила ее женскими прелестями, зато, словно в отместку, почти полностью обделила умом. Намеков эта красотка не понимала. И хотя Лаки всем своим видом пытался показать ей, что не нуждается в ее ласках, его демонстративное равнодушие, словно горох от стенки, отскакивало от ее глупости. Ей не хватало ума даже на то, чтобы обидеться.
Боже, и откуда на него свалилась эта дура? Он пришел сюда вовсе не для того, чтобы снять шлюху. Он пришел сюда, потому что у него чесались кулаки. Он пришел сюда напиться до бесчувствия, пришел в надежде, что какому-нибудь идиоту хватит ума зацепить его, и тогда он выплеснет на него свою злость. Ему хотелось одного: бить и крушить все вокруг себя, чем он занимался накануне и чем собирался заниматься и дальше, каждый вечер, пока накопившаяся в нем злость наконец не выйдет наружу.
А вот у блондинки, судя по всему, имелись на него свои виды.
Она прильнула к нему и откинула голову назад, демонстрируя во всей красе свой пышный бюст, который так и просился наружу из черного топика. Судя по его размерам, этот тесный топик предназначался для какой-нибудь двенадцатилетней худышки, потому что едва доходил ей до талии и постоянно съезжал вверх над заниженным поясом джинсов, сидевших на ней, как вторая кожа. Даже невооруженным глазом было видно, что под ним ничего нет. Похоже, эта особа считала, что бюстгальтер под тесным топиком – явное излишество. Веки ее были томно опущены – впрочем, причиной тому скорее был толстый слой ярко-голубых теней и густые накладные ресницы, давившие своим весом. Серебристые кукольные волосы – каштановые у самых корней – являли собой нечто невообразимое: взбитые в пугающую прическу и залитые сверху лаком, которого хватило бы, чтобы проделать в озоновом слое дыру размером с полштата. И в довершение ко всему в ушах красотки болтались серьги размером с приличную люстру каждая.
Лаки брезгливо поморщился и вздохнул. Эта женщина была воплощением вульгарности. От нее за милю несло дешевыми духами и табачным дымом, а судя по дыханию, ее излюбленным напитком был виски. Нет, по-своему она была даже хорошенькая – по крайней мере, для тех, кто любит дешевых раскрашенных женщин. Фигура у нее – чего уж говорить – тоже была классная и наверняка привлекала к себе похотливые мужские взгляды. Но Лаки ее сомнительные прелести оставили равнодушным. Если она что-то и разбудила в нем, то лишь раздражение. Честное слово, она произвела бы на него куда лучшее впечатление, будь у нее хотя бы капелька вкуса, будь она хотя бы отдаленно похожа на… Серену Шеридан. В общем, будь она не потаскухой, а приличной женщиной.
Лаки выругался по-французски и одним глотком допил остатки спиртного в рюмке. Впрочем, зачем ему понадобилась приличная женщина? Зачем ему она, тем более если ей нравилось трогать его старые болячки? От нее одни неприятности. Она никогда не оставит его в покое. Никогда не позволит ему сохранять эмоциональную дистанцию, без которой ему никак. Он ведь сказал ей, причем еще в самом начале, чего ей от него ждать, но она, наоборот, принялась копать еще глубже. Ей хотелось любви. Ему же хотелось держаться от нее как можно дальше. Конец истории.