Отец прошел мимо, даже не взглянув на нее. Взяв в руки пульт управления, он включил камин.
— Мне кажется, что ей холодно, — объяснил он.
Однако газовый камин, надежно защищенный стеклянными дверцами, грел так слабо, что до нее тепло не доходило.
Энджи внимательно осмотрела комнату; все вещи были ей знакомы и все они находились на привычных местах. Мягкие зеленые подушки на диванах, обтянутых бежевой кожей. Портьеры на окнах, достающие до пола, с узорами в виде листьев. Они были раздвинуты, и комнату заливал яркий солнечный свет. Старый, похожий на шкафчик, телевизор с пультом управления и прилепленной вверху инструкцией по эксплуатации. Возле боковой стены — книжный шкаф. На его полках в полном беспорядке горы книг. Нет, этого просто не может быть — чтобы за три года в этой комнате ничего не изменилось. Невероятно, но здесь все было по-прежнему.
Детектив устроился в кресле, стоявшем возле дивана, на котором сидела Энджи. Его лицо смягчилось, он потер ладонью свой небритый подбородок.
— Анжела, я прошу прощения. Я понимаю, что тебе сейчас очень трудно и ты чувствуешь себя немного не в своей тарелке.
«Правда понимает?» — подумала Энджи. Неужели и ему тоже довелось пережить такое, когда привычный мир, в котором ты существуешь, внезапно меняется до неузнаваемости? Она долго смотрела на свои протертые на коленях брюки. Когда же у нее все поплыло перед глазами, она зажмурилась, пытаясь сдержать предательские слезы. Стоп, нужно немедленно взять себя в руки!
Броуган положил руку (она была легкой как пушинка) на ее склоненную голову.
— Я понимаю, что сейчас тебе, конечно, больше всего хочется, чтобы тебя оставили в покое и ты могла бы пообщаться со своими родителями, которых так долго не видела.
Она едва заметно кивнула, благодаря за понимание и сочувствие. Она была уверена в том, что он говорит совершенно искренне и действительно понимает, что она сейчас пребывает в полном замешательстве. По крайней мере, то, как он себя вел, не имело ничего общего с теми методами, которые обычно применяют полицейские: сначала успокаивают подозреваемого, втираются к нему в доверие, а потом начинают допрос.
Сидевшая возле нее мама сжала ее руку, и Энджи, подняв голову, посмотрела на детектива и встретила пристальный взгляд его добрых глаз. Она только сейчас заметила, что у него на носу и на щеках веснушки.
— Но… — сказала она, понимая, что именно это слово он собирался произнести.
— Но моя работа заключается в том, чтобы выяснить, было ли совершено преступление и нужно ли заводить уголовное дело. Так сказать, по свежим следам. Ты меня понимаешь?
Она вдруг почувствовала резкий приступ тошноты и, сглотнув, спросила:
— Преступление? Неужели я… я сделала что-то ужасное?
— Нет, не ты, Энджи! — воскликнула мама.
Она была так взволнована, что не заметила, как сильно сжала руку Энджи, вонзив в нее ногти. Энджи вздрогнула.
— Марджи! — укоризненно посмотрев на мать, пробормотал Броуган. — Прости меня, Анжела, но я прямо сейчас должен задать тебе несколько вопросов. Потом мы перейдем к другим процедурам.
— Я тоже хочу кое-что узнать, — вмешался в разговор отец. — Анжела, как же, черт побери, тебе удалось найти дорогу домой? Может быть, тебе кто-нибудь помог? Неужели ты прошла весь этот путь пешком?
— Да, — произнесла она одно-единственное слово.
Однако это мало что объясняло. Откуда она пришла? Этого Энджи не знала.
— Не задавай глупых вопросов, Митч, — напустилась на него мама. — От того места, где она пропала, до нашего дома больше пятидесяти километров.
— Если идти под гору, — прошептала Энджи.
Ее никто не услышал. Интересно, откуда она это знает?
— И кроме того, — не унималась мать, — она могла быть где угодно. Даже за пределами Калифорнии.
Броуган встал и принялся медленно расхаживать по комнате. Энджи наблюдала за ним. Он стал другим. Не было больше добродушного дяденьки в потертых джинсах. С его лица исчезло сочувственное выражение. Теперь он напоминал вышедшую на охоту пантеру. Или копа, идущего по следу. Энджи моментально насторожилась.
Его голос тоже изменился — Броуган стал говорить заискивающе, короткими, четкими фразами.
— Анжела, ты помнишь, как долго ты отсутствовала? Где находилась? Хотя бы приблизительно. Ты вообще что-нибудь помнишь?
— Нет! Я… О нет! Ничего не помню, — воскликнула Энджи и, махнув рукой в сторону родителей, добавила: — Они сказали, что меня не было три года. Но… я не знаю. Мне кажется, что такого не может быть. Я думаю, что прошло не больше двух дней.
— Может быть, ты просто сбежала из дому?
Энджи нахмурила брови.
— Сбежала? Нет, конечно нет.
— Может быть, ты поругалась с родителями? Или в школе что-то случилось? Или в церкви? Может быть, ты решила отдохнуть от чего-нибудь? Или от кого-нибудь?
Он буквально сверлил ее взглядом. Этот взгляд был одновременно и ободряющим, и пугающим. Он расхаживал по комнате, поглядывая на нее и ловя каждое слово.
— Нет. Что вы такое говорите? Все было хорошо. Было. Хорошо.
Мама обняла ее за талию, и она, в подтверждение своих слов, прижалась к матери.
Броуган кивнул. Он говорил медленно, четко произнося слова:
— Может быть, у тебя с кем-нибудь была назначена встреча? Может быть, на интернет-сайте ты познакомилась с каким-нибудь интересным парнем и у вас завязались отношения?
— Я не идиотка какая-нибудь! Нет и еще раз нет.
Что за дурацкие вопросы! Она почувствовала невероятную, смертельную усталость. Что ей нужно сказать, чтобы все это прекратилось?
— Хорошо, — пожав плечами, произнес детектив. — Нам, наверное, не удастся выяснить, на какие сайты ты заходила с домашнего и со школьных компьютеров. Однако все-таки стоит попробовать.
Отец, который в продолжение всего разговора стоял, наконец сел в кресло, громко вздохнув. Это был вздох облегчения. Интересно, о чем он думает? Неужели он верит в то, что она могла сбежать с каким-нибудь парнем?
Броуган посмотрел на отца так, словно хотел сказать: «Держи себя в руках». По лицу детектива легко можно было прочитать все его мысли.
— Анжела, ты употребляла алкоголь или наркотики? Многие подростки в твоем возрасте балуются подобными вещами. Ты должна ответить честно, ничего не скрывая, — мы не будем ругать тебя или падать в обморок от ужаса, мы постараемся тебе помочь.
— Ты можешь признаться нам, — сказала мама. — Мы не будет осуждать тебя. Обещаю.
Отец молчал, но по его виду было понятно, что он не согласен с матерью. Он с такой силой тер локтями колени, что казалось, еще немного, и на его брюках появятся дырки.