Напрашивался вопрос: как нечто столь простое может так запутаться?
Он вздохнул:
— Плохо тебе. Ты знаешь достаточно, чтобы нажить проблемы, но недостаточно, чтобы защититься.
— То есть?
— А ты подумай. Тайна может убить тебя, но может и сохранить тебе жизнь.
— Ты прямо как китайское печенье с предсказанием.
Майлс гневно глянул на меня:
— Ты сам ко мне пришел, не забыл?
— Да. Прости. Но ты действительно говоришь как гадалка.
— Ага. Ну, тогда как тебе такое: есть только один способ убить тень?
Он глядел на меня без малейшей иронии.
— И какой же?
— Включить свет.
Короче, по плану Майлса я должен был немедленно найти Шалтая-Болтая и заставить рассказать мне все, что сможет, о V&D. Мы все задокументируем, сделаем копии и адресуем самым разным людям — репортерам, следователям, сторонникам теории заговора — в общем, всем, кого придумаем. Затем мы положим эти конверты в конверты большего размера и отправим надежным друзьям Майлса, работающим в крупных юридических фирмах, знающим об офшорных счетах и владеющим информацией, которая должна оставаться невидимой, но доступной. Майлс снесется с ними тихо и неофициально. Они и не узнают, о чем идет речь. Все, что они будут знать, — если с нами что-то случится, конверты надлежит вскрыть и отправить то, что содержится в них, по почте. Это будет наша страховка. Будем жить в шатком равновесии, как кошка Шредингера. Информация будет одновременно существовать и не существовать, и все смогут жить дальше. Я не знал, что из этого получится и есть ли смысл в таком плане, но ничего лучше придумать не мог. Я настолько вымотался и устал бояться, что ухватился за предложение как за откровение свыше.
— Так, — сказал Майлс, натягивая свитер. — С кем еще ты контактировал после электростанции?
Мне показалось, что у меня остановилось сердце.
Сара.
Я пошел искать Шалтая-Болтая. Я понятия не имел, где он живет, но когда мы расстались, он уже ходил зигзагами. Логика подсказывала, что я найду его в глубоком пьяном сне в кабинете в библиотеке. Если он туда добредет.
Я позвонил Саре и умолил ее встретиться с Майлсом. Она говорила устало и не совсем поняла, зачем это нужно, но мне удалось ее убедить. Она не знает, что происходит, а когда узнает, возненавидит меня, наверное, но хоть жива останется. Это уже хорошо в нынешней ситуации. В горле у меня стоял противный горячий ком: «Это ты сделал». Но я пересилил себя, твердо сказав себе, что в данный момент веду расследование. Шалтай обратился ко мне. Он заговорил именно со мной. У меня есть дело, которое надо сделать.
В библиотеке, открытой круглосуточно, во втором часу ночи не было ни души. Я низко надвинул шапку и старался подавить желание оглядываться через плечо.
Я пошел в административное крыло, пустынное даже в разгар оживленного дня, а сейчас и вовсе напоминавшее заброшенный склеп.
Под дверью в кабинет Шалтая-Болтая был свет. Хороший знак. На табличке значилось: «Артур Пибоди, старший преподаватель основ правоведения».
Я тихо постучал.
Ответа не последовало.
Я снова стукнул.
Ничего.
Я попробовал открыть дверь.
Она оказалась незапертой. Я бесшумно вошел в кабинет и сразу увидел гладкий купол шалтаевского черепа над спинкой кресла, украшенный старческими пигментными пятнами, заметными под жидкими белыми волосиками.
— Мистер Пибоди?
Молчание.
— Мистер Пибоди?
Ну точно, отключился, подумал я, размышляя, как его будить.
И тут я услышал тихий булькающий звук, словно ребенок пускает пузырьки воздуха в стакан с молоком через соломинку.
О нет, только не это!
Неужели он захлебнулся рвотой, как тот барабанщик из рок-группы? Что там еще с ним?
Я отогнал эту мысль и сделал шаг к столу.
Тишину в кабинете изредка нарушало только это слабое бульканье, поэтому я чуть не вскрикнул, когда часы пробили два.
Я подскочил на месте и смущенно засмеялся.
Шалтай по-прежнему не реагировал. Он даже не шевельнулся.
— Мистер Пибоди!
Я подошел так близко, что мог коснуться его кресла.
Я протянул руку. Пальцы у меня дрожали.
Я потянул за кожаный подлокотник, и кресло на колесиках медленно повернулось.
Артур Пибоди зажимал шею спереди. Между пальцев текли ручейки крови.
— Господи…
Я схватил трубку телефона. Шалтай перехватил мою руку и сжал ее.
— Нет, — прохрипел он.
— Я позвоню в 911!
Он попытался покачать головой. С каждым усилием ручейки между пальцев взбрызгивали маленькими фонтанчиками.
— Пожалуйста, — вырвался у него клекот.
Я едва слышал его. Пальцы Шалтая впились в мою руку. Он пытался подтащить меня ближе. Он хотел прошептать мне что-то на ухо.
— Рано или поздно… они… до меня доберутся, — прохрипел он.
— Я защищу вас!
На его лице отразилось все, что он думал о таком предложении.
— Пусть… лучше… я… так…
— Пожалуйста! Не могу же я…
Он выдохнул мне в ухо:
— Я… упустил… свой шанс…
— Какой?
Губы Шалтая стали влажными, в уголках проступила розовая пена.
— …не… умереть…
Он задрожал всем телом. Губы начали синеть. Глаза стали как у незрячего. Взгляд расплывался, словно выцветал. Шалтай-Болтай уходил.
— Пожалуйста, сэр, мне нужна ваша помощь!
Из него вырывались животные, несвязные звуки. Глаза закатились под лоб.
— Пожалуйста… скажите мне хоть что-нибудь… хоть что-то!
Жизнь вытекала из него. Я весь был залит его кровью. Стол быстро темнел от расползавшейся багровой лужи. А мне нужна помощь Артура Пибоди. Именно сейчас.
— Мистер Пибоди, скажите что-нибудь!
Только сипенье и судороги, сотрясавшие тело.
Я вдруг вспомнил, как в коридоре, когда Бернини уволил меня, Пибоди упомянул о какой-то шутке, и его слова привели Бернини в ярость.
«А почему ты не расскажешь ему шутку? Вдруг он тебе спасибо скажет?» — «Довольно! Помни о договоре!»
Это что-то значило. Что-то важное.
— Артур, послушайте меня. О какой шутке вы говорили? Когда Бернини не хотел, чтобы я слышал? — Я затряс старика. — Шутка? Артур?