Он весь напрягся в ожидании ответа. Ванлис сидел с несчастным видом, как будто до него наконец дошло, в какую вонючую кучу дерьма он вляпался сегодня вечером.
— Ковач попробует повесить это убийство на меня, — сказал он. — Потому что это трусы Джиллиан Бондюран. Плюс то, что я сейчас вам рассказал. Хотя это она дразнила меня, а не я ее. Ведь так оно и будет?
— Гил, ты — идеальный подозреваемый. И сам это понимаешь. Я прав?
Ванлис медленно кивнул.
— Ее отец приезжал к ней домой, — пробормотал он. — В воскресенье утром. Еще затемно. Я видел, как он выходил из дома. А в понедельник его адвокат дал мне пятьсот долларов, чтобы я никому ничего не говорил.
Куинн воспринял информацию молча. Не торопился с выводами. Гил Ванлис — тот еще аллигатор. Может сказать все, что угодно. Например, что видел рядом с домом Джиллиан постороннего мужчину, бродягу, однорукого калеку… Но он предпочел сказать, что видел Питера Бондюрана и что тот заплатил ему, чтобы он держал язык за зубами.
— Рано утром в воскресенье? — уточнил Куинн.
Охранник кивнул, но головы не поднял.
— Еще затемно?
— Да.
— А что делал ты в этот час, Гил? Где ты был, когда увидел его, и почему он увидел тебя?
Ванлис покачал головой — то ли вместо ответа на вопрос, то ли по поводу той картины, что возникла перед глазами. Казалось, что за последние десять минут он постарел на десяток лет. Было что-то жалкое в том, как он, в своей форме охранника, сидел в комнате для допросов — человек, некогда мечтавший сам работать в полиции.
— Я требую адвоката, — произнес он убитым голосом.
Кейт сидела на старом кожаном диване в кабинете, уютно устроившись в уголке. В доме с утра было холодно, и чтобы согреться, она облачилась в черные легинсы, теплые шерстяные носки и старый мешковатый свитер, который не надевала уже много лет. В свое время ей его отдал Куинн. На груди красовалась вышивка с логотипом спортзала, который он тогда посещал.
Свитер она вытащила из шкафа после того, как Куинн ушел на совещание. Сначала на пару минут повесила на батарею и надела, пока тот был еще теплым, притворяясь, будто это тепло его тела. Жалкая замена настоящему Джону. Но даже это помогало ощущать себя ближе к нему. После ночи в его объятиях жажда близости стала сильной, как никогда.
Господи, какое же неудачное время выбрала любовь, чтобы вновь свалиться им на головы! Впрочем, что им еще оставалось, учитывая профессию и образ жизни? Оба слишком хорошо знали: ничто не вечно в этом мире. Слишком хорошо усвоили преподнесенные жизнью уроки, помнили, чем пришлось пожертвовать, и потому боялись начать все сначала. Да и как не бояться, когда на их пути стояли страх, гордость и боль…
Кейт представила жизнь каждого, словно смотрела на обоих откуда-то сверху, из другого измерения. Все последние пять лет она только и делала, что судорожно пыталась построить «нормальную» жизнь, состоящую из работы, нескольких хобби и людей, с которыми встречалась по общепринятым поводам и праздникам. Ничего более личного. Механическое повторение привычных действий, попытка не обращать внимания на пустоту в душе. И все время искренне пыталась убедить себя: это — лучшее, на что можно рассчитывать.
Что касается Джона, то его жизнь наполняла работа, работа и еще раз работа. Стараясь заполнить пустоту внутри, он взваливал на себя все больше и больше ответственности, пока этот груз не стал грозить раздавить его. Он как одержимый постоянно заполнял память подробностями расследований и фактами — до тех пор, пока был способен хранить их в относительном порядке. Прятался от самого себя и маскировал то, от чего не удавалось убежать, пока наконец не запутался — где маска, а где он сам. Растрачивал запас душевных сил, который когда-то казался неисчерпаемым.
И оба отказывали себе в том, в чем на самом деле нуждались больше всего на свете, — друг в друге.
Просматривая страницы дел, разложенные на кофейном столике, Кейт задумалась о том, как же ужасна боль, которую люди причиняют себе и другим. Четыре жизни, поломанные и загубленные Крематором. Пять, если считать Эйнджи. Несчастные, потому что все как одна нуждались в любви, но не смогли обрести ее и довольствовались сомнительной заменой. Мечтали о большем, нежели имели. Довольствоваться малым оказалось проще, чем добиваться большего. В глубине души они даже не верили, что достойны лучшей участи. А те, кто, по идее, должен был их поддержать, посматривали свысока. Каждая из них была женщиной, а в американском обществе это всегда потенциальная жертва.
Все вместе взятые факторы и сделали из них жертв.
Впрочем, каждый — жертва чего-либо. Разница лишь в том, что мы делаем с этим. Кто-то смиряется, кто-то преодолевает трудности и двигается дальше. У женщин, чьи дела лежали перед Конлан, не будет этого «дальше».
Кейт подвинулась ближе к столику и просмотрела отчеты. Она позвонила на работу и предупредила, что берет выходной по личным обстоятельствам. Ей сказали, что Роба тоже нет, и по этой причине по их отделу ходили сплетни, что они якобы подрались и не явились на работу, дабы не демонстрировать синяки и ссадины. Кейт рассмеялась и предположила, что Роб скорее строчит дома письменную жалобу, которую намерен пришить к ее делу.
По крайней мере, сегодня он не будет ее беспокоить. Этого достаточно, чтобы считать день идеальным, вот только, как назло, необходимо просмотреть фотографии обожженных и обезображенных тел — жертв маньяка-убийцы. Что вряд ли поспособствует хорошему настроению.
Все четверо составляли весьма грустный список. Проституция, наркотики, алкоголь, вечные унижения, насилие и даже инцест — если то, что рассказал Ковач о Джиллиан Бондюран, было правдой. Жертвы преступлений, жертвы воспитания.
На первый взгляд дочь миллиардера составляла исключение: не занималась проституцией и вообще никак не связана со сферой оказания интимных услуг. Однако, с точки зрения психологии, у нее немало общего с Лайлой Уайт или Фон Пирс. Непонятное и противоречивое отношение к мужчинам и сексу. Низкая самооценка. Эмоциональная зависимость. И хотя, в отличие от уличных проституток, она жила вполне нормальной жизнью и ей не грозило насилие, которое таит в себе панель, страдать в тишине, пытаясь подавить боль и душевные травмы, чтобы сохранять лицо семьи, тоже нелегко.
По словам Куинна, факт смерти Джиллиан еще достоверно не установлен, но это не значит, что она не являлась жертвой. Если же была сообщницей Коптильщика, то оказывалась жертвой иного рода. Даже сам убийца в свое время был жертвой. Надругательства в детском возрасте — пожалуй, один из мощнейших факторов превращения человека в серийного убийцу.
Кейт пролистала собственные заметки по делу Эйнджи. В основном это догадки, основанные на многолетнем опыте изучения людей, помогавшие понять, что повлияло на развитие и становление личности. Личность Эйнджи Ди Марко сформировало насилие. Судя по всему, еще в раннем детстве. Она ждала от людей только худшего и, чтобы доказать собственную правоту, сама их на это провоцировала. И это, по всей видимости, случалось снова и снова, потому что окружавшие Ди Марко люди всегда оправдывали самые худшие ожидания. Как и сама Эйнджи.