Он смотрит на следы пальцев у нее на шее, вспоминая, как она мешала в осуществлении его Большого Плана. Выставила идиотом во время первого допроса, отказавшись назвать бар, в котором он подобрал ее в ту ночь, чтобы придать достоверность всей истории. Отказалась описать внешность Крематора художнику, составлявшему фоторобот так, как он велел ей. Он потратил уйму времени, мысленно создавая образ убийцы-призрака. Эта девица сознательно дала описание настолько неточное, что под него подходила половина мужчин Миннеаполиса и Сент-Пола, включая и бедолагу Ванлиса. Предположение, что жалкий охранник может быть Крематором, оскорбляет его до глубины души. И даже после того, как начиная со среды он регулярно избивал ее, она испортила идеальный план в гостиной Кейт.
— Кто пришел за тобой, Эйнджи?
— Нет.
— Кто пришел за тобой?
— Нет, я не буду этого делать.
— Эйнджи, кто пришел за тобой?
— Нет, вы не заставите меня!
Он учил ее отвечать по-другому — Ангел Зла. Неважно, что не он сам пришел за ней, а Мишель. Она спасла эту дурочку, не дав ей изрезать себе вены под душем. Это она все отскребла и вымыла, после чего выпустила их двоих через черный ход. Этой девке было сказано, как вести себя, но она открыто воспротивилась.
Нет, в конце концов он все же убьет ее, хотя на кухне она и помогла ему. Эта дуреха слишком непредсказуема.
Он убьет ее здесь. Но только после того, как подохнет Стерва. Он представляет, какое острое наслаждение испытает от убийства. Потом бросит эту придурочную на стол, поверх окровавленного расчлененного тела, свяжет ее и будет трахать, душить, резать ножом лицо. Он накажет ее точно так же, как собрался наказать Кейт.
Он убьет обеих, а затем сожжет их тела. Он уже все приготовил, вылил на пол воспламенитель — бензин из канистры, которую стащил из гаража Стервы в ту ночь, когда наложил там кучу.
Картины убийств, которые он еще совершит, возбуждают его — интеллектуально, сексуально, на клеточном уровне. Модель сознания серийных убийц: фантазия, яростная фантазия, полная насилия, затем возникают некие катализаторы, они подталкивают к реальному действию: убийству. Естественный цикл его жизни. И смерти его жертв.
Решение принято. Мысли возвращаются к делу, которым надо заняться прямо сейчас: Кейт Конлан.
Сознание возвращалось урывками, словно изображение на экране неисправного телевизора. Кейт могла слышать, но глаза по-прежнему застилала тьма. Затем увидела смутные образы, сопровождавшиеся сильным звоном в ушах. Единственным четким постоянным сигналом была боль, молотом бившая в затылок. Вместе с болью дала о себе знать тошнота. Похоже, она не в состоянии пошевелить руками или ногами. Неужели Роб сломал ей шею или повредил позвоночник? Нет, руки она все-таки чувствует, и те чертовски болят.
Связана.
Потолочная плитка, запах пыли. Легкий душок сырости и затхлости. Подвал. Она лежит на столе для пинг-понга, привязанная к нему за руки и за ноги. Стол стоит в ее собственном подвале.
До ее обоняния донесся еще один запах, которого здесь, по идее, не должно быть: густой, маслянистый, горький. Бензин!
О господи!
Она посмотрела на Роба. Стоя рядом со столом, он внимательно ее разглядывал. Роб Маршалл, серийный убийца. Эта мысль настолько невероятна и абсурдна, что Кейт решила, будто это сон. Нет, пусть это будет ночной кошмар, но она понимала: увы, это реальность. В свою бытность агентом ФБР она повидала всякого. Всевозможные истории теснились в памяти, подобно канцелярским папкам, которыми плотно заставлен шкаф. Инженер НАСА, который похищал тех, кто путешествовал автостопом, и выцеживал у них кровь, которую затем пил. Электронщик, женатый мужчина, отец двоих детей, который расчленял своих жертв и частями их тел набивал стоявший в гараже холодильник. Юный студент-правовед, который добровольно записался на службу «горячей линии» для потенциальных самоубийц, оказался в конце концов Тедом Банди.
К этой стопке дел нужно добавить адвоката, который выбирал жертв из своего клиентского списка. Кейт чувствовала себя полной дурой. Господи, как же она его проглядела! А ведь знала же, что такой изощренный убийца, как Коптильщик, наверняка окажется редким хамелеоном. Даже сейчас ей было неприятно думать о том, что это ничтожество Роб Маршалл, оказывается, чертовски умен.
Он уже снял пальто, оставшись в одном свитере, заляпанном кровью у горла в том месте, где она пырнула его пилочкой для ногтей. Ударь она его чуть правее, и попала бы в яремную вену.
— Я ничего не пропустила? — спросила Кейт сдавленным голосом.
От нее не укрылось удивление, промелькнувшее в глазах Маршалла, или даже, скорее, растерянность. Счет один — ноль в пользу жертвы.
— Заткнись! — рявкнул он. — Ты так ничему и не научилась, стерва.
— Это почему? А что ты будешь делать, Роб? Станешь пытать меня, а затем убьешь? — Кейт всеми силами пыталась не выдать свой страх. Она ощущала, как этот страх железным обручем сдавливает ей горло. Ей тотчас же вспомнились следы пальцев на горле его жертв. — Ты сделаешь это в любом случае. Я же хотя бы напоследок сделаю себе приятное: в лицо назову тебя ничтожным импотентном-неудачником.
Стоявшая рядом со столом в свете многочисленных свечей Эйнджи шумно вздохнула. Она прижимала к себе нож так, будто это была бесценная игрушка, способная подарить ей успокоение.
Лицо Роба превратилось в каменную маску. Он вытащил из кармана перочинный ножик, раскрыл его и воткнул на всю длину лезвия в правую ногу Кейт, давая понять, какую цену она заплатит за свою дерзость.
Кейт вскрикнула и судорожно выгнулась всем телом. Виниловые путы тотчас напомнили о себе, больно впившись ей в запястья и лодыжки. Тогда она расслабилась. Вместе с ней слегка расслабилась и веревка, давая ей крошечное пространство для маневра.
Она снова сфокусировала взгляд на Эйнджи. Интересно, это ей только показалось или во взгляде девушки действительно что-то промелькнуло? В кои-то веки глаза Эйнджи не были пустыми, а ведь пока во тьме есть свет, всегда остается надежда на лучшее.
— Беги, Эйнджи! — прохрипела она. — Спасайся!
Девушка втянула голову в плечи и бросила тревожный взгляд на Маршалла.
— Она останется здесь! — рявкнул тот и вновь вогнал лезвие в ногу Кейт. Последовал еще один пронзительный крик. — Она моя, — добавил он. Глаза его, в ответ на чужую боль, сверкнули сладостным опьянением.
— Неправда, — часто дыша, возразила Кейт. — Она не настолько глупа.
— Зато ты круглая дура, — сказал Роб, отступая назад. Вытащив из подсвечника, который принес из столовой, длинную свечу, он поставил ее на сушилку для белья.
— Это потому, что я знаю, что ты жалкий извращенец?
— Ах, так, значит, я жалкий извращенец, ты, сука?! — взвизгнул Роб, поднося пламя свечи к пальцам ее правой ноги.