Эйнджи сделала злое лицо.

— Только не надо мне угрожать.

— Это не угроза. Просто говорю правду, потому что у меня такое впечатление, что ты нарываешься на неприятности. Ты ведь не хочешь, чтобы тебе врали? Вот и мне этого не хочется. По-моему, это хороший принцип. Так как насчет того, чтобы быть взаимно честными?

Эйнджи принялась грызть и без того короткий ноготь большого пальца. Лицо опущено, волосы упали на лоб, но от Кейт не скрылось, что она часто моргает, и впервые адвокат ощутила нечто вроде сочувствия. Эта девица вызывала в ней такие перепады настроения, что, того гляди, она сама подсядет на успокоительные таблетки.

— Вы, наверное, считаете, что из-за меня на вас наедет начальство? — наконец сказала Эйнджи, и уголки ее рта дрогнули, как будто она действительно чем-то расстроена.

— Еще как! Хотя это дело поправимое. Уверяю, тебя ждут куда большие неприятности, если ты откажешься опознать преступника, — сказала Кейт. — Ты единственная, кто его видел, кто знает, как он выглядит. Но будет лучше, если это будет знать еще пара сотен полицейских.

— А если я этого не сделаю?

— Никакого вознаграждения не получишь. Что еще — точно сказать не могу. На сегодняшний день ты — потенциальный свидетель. Если решишь, что тебе это не нужно, то я умываю руки. Окружной прокурор может привлечь тебя в качестве подозреваемой или же просто пошлет куда подальше. В любом случае я больше не буду иметь к этому никакого отношения.

— Наверное, вы будете этому рады?

— Я взялась за эту работу, прекрасно зная, что ничего хорошего мне не светит. Но не хотелось бы, чтобы ты прошла через все это одна, без защиты и поддержки. Думаю, Эйнджи, что и тебе самой этого не хотелось бы.

Одна. При этой мысли ноги и руки девушки покрылись мурашками. Одна. Слово отзывалось в душе гулкой пустотой. Тотчас вспомнилось, как прошлой ночью чувство одиночества снова проснулось и стало расти, загоняя разум в дальний угол сознания. Одна. Этого она страшилась больше всего на свете. Больше даже, чем физической боли. Больше, чем убийцы.

— Мы просто оставим тебя здесь одну. Как тебе это нравится? Ты навсегда останешься одна. Будешь просто сидеть здесь и думать об этом. А мы, возможно, никогда не вернемся.

Эйнджи поежилась. Ей вспомнилось, как, скрипнув, закрылась дверь, вспомнилась черная тьма чулана, вспомнилось, как на нее нахлынуло чувство одиночества. И вот теперь оно снова поднимается в ней, словно некий черный призрак. Невидимой рукой сдавливает горло. Хотелось кричать, но она не могла выдавить даже писк. Не здесь. Не сейчас. Сердце в груди колотилось все сильнее и сильнее.

— Ну, давай, красавица, — мягко проговорила Кейт и кивком указала на Оскара. — Попробуй. Все равно тебе больше нечем заняться. А я пока позвоню, узнаю про вознаграждение.

«История моей жизни, — подумала Эйнджи. — Делай, что тебе сказано, а не то я брошу тебя одну. Делай, что тебе сказано, а не то я тебя убью. Ну и выбор! Если это можно назвать выбором».

— Ну, хорошо, уговорили, — пробормотала она и направилась к столу, помогать художнику рисовать портрет зла в человеческом обличье.

Глава 11

Здание, в котором располагался офис доктора Лукаса Брандта, еще двух психотерапевтов и пары психиатров, представляло собой особняк в георгианском стиле. Пациентам, приходившим сюда в поисках исцеления душевных недугов, казалось, что они будут пить чай, а не изливать сокровенные тайны и полоскать грязное белье личных проблем.

Офис Лукаса Брандта располагался на втором этаже. Куинн и Ковач были вынуждены целых десять минут прохлаждаться в холле, пока доктор заканчивал прием. Откуда-то из скрытых динамиков доносились еле слышные такты Третьего Бранденбургского концерта Баха. Джон выглянул в широкое окно, из которого открывался вид на водную гладь озера Островов и часть более крупного озера Калхун, такую же серую, как и старые городские кварталы в час заката.

Ковач прошелся по холлу, разглядывая мебель.

— Настоящий антиквариат. Классно. Стильно. Почему богатые психи всегда склонны к классике, а те, кого мне приходится тащить в тюряжку, так и норовят помочиться на мои ботинки?

— Подавление.

— Что ты сказал?

— Навыки общения закладываются и закрепляются подавлением. Богатые психи тоже не против помочиться на твои ботинки, — улыбнулся Куинн, — и только хорошие манеры удерживают их от этого.

— Нравишься ты мне, Куинн, — усмехнулся Ковач. — Я, пожалуй, придумаю тебе прозвище. — Он посмотрел на напарника оценивающим взглядом, на мгновение задумался и произнес: — Джи-Кью. Отлично, мне нравится. Джи-Кью, как название журнала [8] . Джи — как Джи-мэн [9] , Кью — значит Куинн. — Ковач явно остался доволен собственным остроумием. — Да, здорово я придумал.

О том, нравится ли это Джону, он даже не спросил.

Дверь, ведущая в офис доктора Брандта, открылась, и секретарша, миниатюрная рыжеволосая женщина без подбородка, голосом типичной библиотекарши, привыкшей постоянно шептать, пригласила их войти.

Пациент, если таковой действительно имелся, по всей видимости, удалился через дверь второй комнаты. Лукас Брандт ждал их за письменным столом. Когда полицейские вошли, он поднялся им навстречу.

«Брандт. Черт, — подумал Ковач, — а я ведь где-то слышал это имя. Неужели это тот самый?»

Увы, у него никак не получалось поставить знак равенства между Брандтом, с которым он как-то раз имел дело, и Брандтом, спецом по неврозам богатых и знаменитых людей.

Они с Куинном представились; при этом Сэм надеялся, что психоаналитик тоже его вспомнит. Увы, нет, что еще больше испортило его и без того кислое настроение. Выражение лица Брандта соответствовало случаю, являя собой воплощение серьезности. Светловолосый и по-немецки привлекательный, с прямым носом и голубыми глазами, психоаналитик был среднего телосложения и роста, однако благодаря горделивой осанке казался выше, чем на самом деле.

Первое слово, которое приходило на ум, стоило его увидеть, — «солидный». На Брандте была безукоризненно выглаженная голубая рубашка и модный шелковый галстук. Серый со стальным отливом пиджак висел в углу на стильной вешалке-стойке, предназначенной для «настоящих джентльменов».

Ковач машинально провел рукой по своему галстуку, купленному в дешевом универмаге.

— Мне случалось видеть вас в суде, доктор Брандт.

— Вполне возможно. Судебной психологией я занимаюсь давно. Избрал эту дисциплину еще тогда, когда только начал свою практику, — объяснил хозяин кабинета, обращаясь к Куинну. — В то время я нуждался в деньгах, — признался он с заговорщической улыбкой, явно давая понять, что теперь деньги ему не требуются. — Я понял, что эта работа мне нравится, и до сих пор от нее не отказываюсь. Это также хорошая возможность немного отдохнуть от моих обычных клиентов.