– Я? – переспросил Данила.

– Да. Я покажу, что надо делать. Там будет широкий проход, идти надо будет только прямо. Альберт Валерьянович знает.

– А не лучше ли нам, пока ты будешь отдыхать, остановить сейнер? – заканючил Данила, ему было боязно брать на себя такую ответственность – вести судно, но, с другой стороны, ему нестерпимо хотелось попробовать.

– Нет. Нельзя упускать время. Все, это приказ, – резко проговорил Бронислав.

Капитонов и Кривошапкин вышли из рубки. Они позвали с собой Шпильковского. На камбузе они обнаружили бадью с китовым жиром, на которой находился начатый тюк с прессованным чаем, рядом стоял мешок с мукой, и, что их очень обрадовало, был запас пресной воды в металлической бочке. В напольном шкафчике блестели чистые тарелки, чашки, в ящичках лежали ложки, вилки и ножи с крохотной пилочкой на лезвии – «буржуйские» столовые приборы.

– Смотрите сюда! Что это? – Кривошапкин открыл бар.

В нем была открытая бутылка малинового ликера и начатая коробка шоколадных конфет.

– Подарок от «морских нимф», – прокомментировал находку Альберт Валерьянович.

– От кого? – не понял Данила.

– Да от рыбачек, – улыбнулся Капитонов.

Он нагнулся к Даниле и шепотом на ухо рассказал ему, что произошло на сейнере перед его появлением.

– Врешь, не может этого быть.

– Альберт Валерьянович, подтвердите, что это правда.

– Правда, – сказал Шпильковский.

Данила посмотрел на военфельдшера, затем на Капитонова – не разыгрывают ли они его, и понял, что они говорят правду.

– Так что ты, брат, многое упустил.

Капитонов поставил бутылку на стол, положил коробку конфет.

– Сейчас мы и более существенную закуску организуем.

Никанор взял из вещмешка продукты, которые собирал в лагере. Достал хлеб, сало. Нарезал все большими кусками. Данила поискал, из чего можно было выпить. Нашел железные кружки.

– Валерьянович, ты же не против?

– Нет, это даже полезно.

– Может, Брониславу отнесем выпить? – спросил Никанор.

– Не надо. Он за рулем, – хмыкнул Данила.

– Оставим ему, захочет, завтра сам глотнет, – рассудил Шпильковский.

После крепкого ликера лица у троицы беглецов заметно порозовели. И закуска – вкуснее не сыщешь.

– Ну и как были те рыбачки на вид? – заговорил Данила.

– Дородные, кровь с молоком. А груди… Ох… – простонал Капитонов.

– Так чего ты терялся? – подмигнул ему Данила. – Надо было оставить их на борту. Покатали б на сейнере, глядишь, и получилось бы что-нибудь.

– Им и без мужиков было хорошо, – ляпнул Капитонов.

– Да ну? Неужто такое бывает? – не поверил Кривошапкин.

– Бывает, – сказал Шпильковский. – Еще в Древней Греции такое было. На острове Лесбос…

– Не может быть… Просто мужика нормального рядом с ними не было. Вот и все.

– Ага, такого, как ты, наверное? – громко заржал Капитонов.

– Да любой мужик с бабой управился бы. Скажи, Альберт Валерьянович?

– Мужчина анатомически, конечно же, сильнее женщины. Но женщины бывают очень хитрые. Они ведь желают самых сильных мужчин. А как выбрать? – Шпильковский опьянел от ликера, от морского ветра, от легкой качки, от ощущения свободы. – В древности в одном храме жили жрицы любви. К ним приходили гости – мужчины. Они перед ними танцевали, извивались, как змеи.

Данила уставился в дальний угол камбуза, представляя эту картину.

– Вызывали у мужчин желание – искусительницы были. И каждый гость мог себе взять приглянувшуюся жрицу. У мужчины забирали его оружие. Он и жрица удалялись в отдельный покой. Однако, чтобы она стала его, ему нужно было голыми руками разорвать на ней сеть, сплетенную из очень прочной веревки. И если он не мог этого сделать, в покой забегали другие жрицы и просто закалывали несчастного. А если гость все-таки разрывал сеть, то мог всегда приходить к этой жрице. Пока у нее не появлялся от него ребенок – мальчика воспитывали как воина, девочку оставляли при храме. Таким образом, в этом городе было очень сильное войско.

В камбузе повисла тишина.

– А тебя эти рыбачки в своих объятиях бы задушили, – пошутил Капитонов.

– Давайте лучше выпьем за наших русских девушек и женщин, – предложил Альберт Валерьянович, – таких красивых и душевных.

Ему вспомнилась медсестра Маруся, в которую он был влюблен и, как понял уже в лагере, любил до сих пор.

– Стоя! – сказал Данила.

Все встали и по-гусарски, до дна, выпили ликер.

Немного позже Альберт Валерьянович и Данила отправились в каюту, устроились на ночлег, а Капитонов направился в рубку.

18

С помощью карты, набросанной Шпильковским, Бронислав успешно вывел сейнер в широкий пролив между двумя группами островов. При этом он и Никанор приделали носовому прожектору «шоры» из досок. Из-за этого луч стал узким, со стороны почти незаметным, что затруднило бы обнаружение их судна возможной погоней. Зато теперь капитану Вернидубу и «впередсмотрящему» Капитонову хорошо были видны скалы и берега.

Развернув «Попугай» на зюйд-зюйд-вест, Бронислав дал полный ход. Белоснежный сейнер на широкой воде весело подпрыгивал на гребнях небольших волн.

Через некоторое время краснофлотец объявил Никанору:

– Дальше пролив достаточно широкий, и потому мы можем поспать. Иди, поднимай смену.

Капитонов спустился в каюту, поднял Данилу и Альберта Валерьяновича. Бронислав показал им, как управлять судном, как идти по румбу.

– Держись вот этого угла, – показал он на лепесток розы румбов, подписанный «SSW». – Ход я сбавил, полным идти не следует. Для безопасности. Если впереди увидите судно, прожектор выключить, машину застопорить и разбудить меня. Если скалу – тоже будите меня.

Данила и Альберт Валерьянович быстро разобрались, что к чему.

– Дадите нам поспать ровно час и сорок минут. К этому времени мы подойдем к выходу из пролива в открытое море. Я стану за штурвал, все понятно?

– Так точно, товарищ капитан, – отчеканил Данила.

– В рубке находиться вдвоем! – дал последнее напутствие краснофлотец.

Вместе с Капитоновым они спустились в каюту. Изрядно уставший, Бронислав сразу вырубился, и Никанор вскоре тоже захрапел.

Через час сорок минут благополучного хода Альберт Валерьянович, как и приказал капитан, разбудил их с Никанором.

– Все в порядке? – осведомился спросонья Вернидуб.

– Все хорошо. Море спокойное, чистое.