– А почему же великий русский флот был разбит? – спросил Бронислав.
– А почему первая Тихоокеанская эскадра оказалась зажатая в луже возле Порт-Артура? И потом ее просто прямой наводкой расстреляли? Начальство было или трусы, или дураки, – гневно сказал старый морской волк. – Но мы-то хорошо били по японцам. И они по нам. Слышу грохот – смотрю, стеньга фок-мачты болтается, и над полубаком несутся штаги, как железные змеи. Чуть башку мне не оторвало. Потом еще один снаряд японцев второй раз в эту самую стеньгу угодил, штаг опять над нами свистит, хоть ты падай и ползай. А штаг, едрить его через заднюю ногу, наконец, словно щупальце осьминога, закрутился вокруг носового орудия. Это многим нашим жизнь спасло. – Казалось, старик снова переживал мгновения того боя.
– Повезло «Авроре», – поддержал рассказ бывшего кондуктора Альберт Валерьянович.
– Да, не то что броненосцам, – согласился старик, – их почти всех потопили. Из экипажа броненосца «Александр III» не спасся никто, а из «Бородино» японцы выловили живым только одного матроса. Командующий нашим отрядом крейсеров контр-адмирал Энквист, как стемнело, решил отойти на юг, чтобы обмануть японские миноносцы, – продолжал рассказывать бывший кондуктор. – Оскар Адольфович родом не то из шведов, не то из финнов, ему уже тогда за пятьдесят было… Он пытался снова развернуть нас и направить во Владивосток, но мы все время натыкались на японцев. А нас осталось в колонне только три корабля – крейсеры «Олег», «Жемчуг» и «Аврора». Ну и пришлось отойти далеко, в Манилу.
Никанор сидел, глотал чай и почти ничего не понимал из того, о чем рассказывал старик. Капитонов был несведущ в истории.
– Сражение в Цусимском проливе произошло во время Русско-японской войны, в тысяча девятьсот пятом году, – шепнул Никанору Альберт Валерьянович, – японцы разбили вторую Тихоокеанскую эскадру.
– Как же так! – воскликнул Капитонов. – Разбили нашу эскадру!
– Разбили, потому что шла колонной в проливе. Японцы отхватили голову колонны, с помощью маневров обстреляли со всех бортов, застопорили – и все… Нельзя было соваться в Цусиму.
– Именно таким образом уничтожают танковые колонны, – сказал Капитонов, – подорвут переднюю машину, она застопорит всю колонну, затем подорвут заднюю и все, танки – легкая мишень.
– Ну, когда я служил, еще танков не придумали. А тогда много наших моряков попало в плен – некоторые сами сдались. А командиров сдавшихся кораблей приговорили к расстрелу, но потом император их помиловал… И японцы спасали из воды наших моряков и в плену, надо сказать, неплохо к ним относились…
Альберт Валерьянович решил, что теперь пора открывать карты:
– Мы, отец, тоже пленные. Вот пробуем к своим прорваться.
– Значит, вы красные? – спросил бывший кондуктор.
– Выходит так, – согласился Бронислав.
– Мы попали в плен к финнам, как когда-то наши моряки к японцам, – дипломатично произнес Шпильковский.
– А я тоже ходил на «Авроре». В тридцатом году вокруг Скандинавии. Так что, можно сказать, мы с вами служили на одном корабле.
– Неужто на «Авроре»? – удивился старый моряк.
– Да, и проходил возле этого острова. Видел ваш маяк.
– Маяк построили в двадцатом году, а я служу здесь с двадцать второго. Вот решил осесть вдалеке от потрясений. Эх, если бы я знал, что рядом проходила «Аврора», хоть в бинокль полюбовался бы. Это славный корабль, – мечтательно протянул старик. – А величают меня Михаил Ванинов.
– Я Бронислав Вернидуб, – представился краснофлотец и начал по очереди представлять своих товарищей, – это старший военфельдшер Альберт Шпильковский, а это старший лейтенант Никанор Капитонов.
– Как? Старший лейтенант Капитонов? А капитаном он не хочет стать? – пошутил старик и сам засмеялся.
– Кондуктор Михаил Ванинов, нам очень нужна ваша помощь, – наконец перешел к делу Бронислав. – Мы бежали из плена, из лагеря на Аландских островах. И нам необходимо топливо, чтобы дойти до Эстонии.
– Понимаю, – «загорелся» старик, – дизель-генератор маяка работает на сырой нефти. Так проще.
– Машина сейнера вполне может работать и на сырой нефти, – оживился Бронислав.
– У нас есть большое хранилище, на крайний случай. Чуть что, если маяк разбомбят или генератор выйдет из строя, эту емкость можно поджечь, и некоторое время она сможет послужить маяком или сигналом о помощи. А для повседневного пользования у нас имеется склад с бочками по двести литров.
– Пять бочек – и мы были бы вам очень признательны, – сказал Бронислав.
– Значит, тонну… – задумался Ванинов, – а как же я отчитаюсь…
– Пожалуйста, войдите в наше положение, – проговорил Альберт Валерьянович.
– Хорошо, я попробую… Японцы наших спасали, и мы своих можем спасти, – растянул губы в улыбке бывший кондуктор. – Ключи от склада у моего напарника. Сам он швед. Надо мне к нему подняться на маяк и попросить их. Он должен мне дать. Я уж постараюсь. Прошу вас не беспокоиться. Вы только посидите у меня, не показывайтесь на улице. Мало ли, кто-то заметит…
Старик Ванинов заторопился, он спешно оделся в прихожей и вышел из дома.
– Ну что, еще чайку? – предложил Альберт Валерьянович.
– Давай, – жизнерадостно согласился Бронислав. – Самовар пузатый, в доме тепло…
– Что-то мне дедушка не очень приглянулся, – Никанор поставил стакан в металлическом подстаканнике.
– Тебе долить? – предложил Шпильковский.
– Да я уже под завязку этим чаем нахлебался. Пей вода, ешь вода, ср… ть не будешь никогда… – проворчал Капитонов. – Вам не показалось, что он как-то зло надо мной пошутил?
– Да брось ты, Никанор. Он моряк, и моряк моряку завсегда поможет.
– Он моряк Русского императорского флота, а ты – Рабоче-Крестьянского Красного. Это очень большая разница.
Никанор резко встал из-за стола.
– Пойду-ка я все-таки посмотрю, куда это старичок выдвинулся.
Капитонов быстро накинул свой бушлат и вышел на улицу.
– Давай осмотрим дом, – Бронислав отставил недопитый чай, – на всякий случай.
– Да вы что, вообще двинулись? Если старик придет, увидит, что мы у него рылись в вещах, будет ли он нам помогать, – возмутился Шпильковский.
– А он и не заметит вовсе, что мы рылись.
– Я останусь в гостиной, – сказал Альберт Валерьянович.
Но военфельдшер сидел за столом недолго, его внимание привлек шкаф с книжками. Он открыл его. Корешки книг были старыми, тиснеными. Шпильковский не удержался, чтобы не прикоснуться к ним. Заметил книгу о Российском императорском флоте. Полистал. Нашел главу, где говорилось о медицинской службе на кораблях. От «ятей» и множества «еров» – твердых знаков – в словах повеяло некой допотопностью и вместе с тем ностальгией.