Дьявольский остров | Страница: 42

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Я – Даниэл…

– А я Аапели, – сказал усатый. – Тоже, как и у тебя, библейское имя. Мое происходит от Авеля. Помнишь историю о двух братьях – Каине и Авеле?

Данила утвердительно кивнул, хотя эту историю он не знал, так как был комсомольцем и Библию ему изучать было не положено.

– Хоть мое имя переводится как военачальник, – сказал второй, – я никем не командую, только лечу всех на этом корабле.

– А еще кто-нибудь с рыбацкого судна спасся? – опасаясь услышать ответ, тихим голосом спросил Данила. При этом он состроил такое лицо – ну вылитый финский рыбак.

– Только трое, ты и еще два человека. Они лежат под тобой, на койках. Пока без чувств.

– Можно считать, что они еще хорошо отделались, и в принципе в порядке. Их организмы потратили много сил на борьбу со стихией. Хорошо, что вы китовым жиром намазались, а иначе без ампутации не обошлось бы.

– Без ампутации? – ошалев, протянул Кривошапкин.

– Да, например, у тебя проблемы с пальцами ног, но я думаю, все будет хорошо. Заживут, если правильно за ними ухаживать, правильно перебинтовывать.

И только сейчас Данила почувствовал, как у него «горят» мизинцы ног.

– А ходить я смогу? То есть ходить мне можно? – осторожно спросил Данила.

– Можно, у тебя на ногах бахилы с лекарством, – ответил Валттери, – в них и ходи, опирайся на большой палец. Твои ноги в сапоги не залезут. Утку, сам понимаешь, здесь за тобой носить никто не будет. И за своими друзьями заодно присмотришь.

– Один уже обмочился. Море у него из берегов вышло, – усмехнулся усатый.

– Это русский.

– Какой русский? – встрепенулся Данила.

– Ванинов. Кажется, Михаил. Смотритель маяка. Наш гражданин.

– Чего он в вашей рыбацкой посудине делал? – задумался Аапели.

– Он хотел съездить в Мариехамн. Мы его и подобрали, – нашелся Данила.

– Ясно, – покрутил ус финский подводник.

– У него у одного были документы, – продолжал медик. – Он, старик, более тяжелый, чем второй, обширная гематома на лице – следствие удара, возможно даже, перенес сотрясение мозга. Но состояние его стабильное. Второй – крепкий малый, немного отоспится, отлежится и снова в море пойдет.

– А где здесь гальюн? – спросил Данила у своих спасителей.

– Выходишь из кубрика – и направо, до конца, там увидишь…

Аапели и Валттери помогли Даниле спуститься с койки. Ниже лежал Бронислав. Глаза у него были закрыты. Из его легких время от времени вырывался сдавленный хрип.

– Я его прослушал, возможно, это у него начинается воспаление легких – следствие пребывания в холодной воде, – сказал врач.

– Командир корабля приказал на обратном пути вас высадить для госпитализации, – сообщил Аапели.

– А пока мы будем вас лечить своими средствами, – Валттери пощупал пульс у Бронислава. – Сердце у него, как у буйвола.

Под краснофлотцем на самой нижней полке лежал Альберт Валерьянович. На него страшно было смотреть – половина лица опухла, вся в сине-красных подтеках. Данила засомневался, дышит ли Шпильковский или уже отдал Богу душу.

– Дышит, – словно прочитал его мысли финский медик.

Он осмотрел и военфельдшера.

– В коме… Но китовый жир защитил его тело лучше всех.

«Ну да, Валерьянка же сам врач, он лучше всех знал, чем грозит обморожение», – подумал Кривошапкин.

Подводники вышли из мини-кубрика, вернее, протиснулись в узкий проход. Они помогли сделать пару шагов и Даниле. Затем уже он самостоятельно похромал в узкий коридор.

– Места здесь мало. Это же лодка на пятнадцать человек экипажа. Лишние три человека для корабля предел, – сказал Аапели. – Но мы своих в беде не бросаем, вы ведь снабжаете армию продовольствием.

– Да-да, – согласился Данила.

– Этот трехместный кубрик ваш. Покидать его только в экстренном случае. По кораблю не ходите, будете только мешать, – резко проговорил усатый, – это приказ командира. Я старпом на этой подводной лодке и передаю его приказ тебе лично. Ясно?

– Ясно, – как можно четче постарался произнести Данила.

– Я буду за вами присматривать и помогать, – пообещал Валттери.

– Скажите, а чего вы такие чумазые? – вдруг спросил Кривошапкин.

– Какие? – не понял усатый.

– Лица у вас черные.

– Послужил бы тут подольше, и у тебя такая рожа была бы. Все здесь в смазке, в солидоле. Рукой заденешь, нос почешешь – все. А вода у нас, сам понимаешь, дефицит – только для принятия внутрь. Горячий душ будет на берегу, – ухмыльнулся Аапели. – Так что потерпи пока.

– Да, гигиеной здесь и не пахнет… – вздохнул медик. – К сожалению, конечно.

– Вообще-то здесь пахнет настоящим сортиром, – хмыкнул Аапели. – В гальюн сходить – считай роскошь. Во время дежурства все мочатся прямо на боевом посту, за рифленую палубу. И все это стекает на дно, на закругление внутреннего корпуса. Там полная клоака. А еще конденсат там скапливается. В общем, это, – он показал на железные стены субмарины, – канализационная труба, с двух концов запаянная.

– И что, свое дерьмо вы с собой все время возите? – недоумевал Кривошапкин.

– А куда ж его девать-то? Мы же под водой. Потом все помпой откачиваем, конечно, – объяснил усатый подводник чуть высокомерным тоном, мол, это тебе не рыбацкое корыто, а боевая субмарина.

– И холодно у вас здесь, – поежился Данила, потирая себе предплечья.

– За бортом же немного выше нуля, – сказал Валттери. – Но у вас в кубрике – нормально, вы надышали.

– Жара только у мотористов, когда в надводном положении идем, – сказал Аапели. – Дизеля молотят со всех своих железных сил, нагреваются. Вот всплывем – тогда пойдем к ним погреемся. А сейчас обогрев энергию тянет. Только в определенных местах он включен. Видишь, и света почти нет нигде – мы же на аккумуляторах идем, чтобы тихо было.

– А куда мы идем? – как бы невзначай поинтересовался Данила.

– На задание, – усатый махнул рукой вдоль узкого и темного коридора, – ну, тебе туда, а нам сюда.

Подводники быстро пошли в свою сторону, их шаги гулко раздавались в металлическом чреве субмарины.

Данила медленно, чтобы не поскользнуться на мокрой от конденсата палубе, засеменил вдоль железной стены.

Подводная лодка явна была малая, скорей всего, чуть больше тридцати метров, а жилые отсеки составляли и того меньше – не больше двадцати. У Кривошапкина проснулся инстинкт разведчика, тем более знание языка противника давало ему уникальную возможность исследовать секретную технику врага. Невзирая на запрет, полученный от подводников, он решил изучить конструкцию мини-субмарины, конечно, насколько это окажется возможным. А также он себе поставил задачу: разузнать, какое боевое задание выполняет эта подводная лодка.