На другой стороне улице, за двойной линией полицейских барьеров, толпилось больше сотни людей. Я стал было обшаривать толпу взглядом, но одернул себя: «Ты не расследуешь это дело».
Бри вылезла из машины и подошла к моей стороне.
— Почему бы тебе не заночевать у меня? Алекс, поезжай, пожалуйста. Дома тебя все равно никто не ждет, так ведь? Может, потом все наверстаем.
— Я подожду тебя здесь. — Я откинул спинку водительского сиденья. — Видишь? Вполне удобно. Я буду отлично чувствовать себя в машине.
— Уверен?
Я знал, что Бри чувствует себя виноватой из-за испорченного вечера. Со мной такое бывало много раз, но, пожалуй, только теперь я понял, что при этом чувствовали члены моей семьи.
— Принимайся-ка за дело. Здесь, наверное, половина личного состава столичной полиции затаптывает место преступления.
Двое полицейских в форме уставились на нас, когда Бри наклонилась и поцеловала меня на прощание.
— Помнишь, что я сказала раньше? — прошептала она. — Это было правдой. — А потом повернулась к полицейским: — Чего торчите здесь, черт возьми?! А ну за работу. Постойте! Покажите мне, куда идти. Где место преступления?
Это преображение Бри стоило видеть. Когда она шла широким шагом к месту убийства, изменилась даже ее осанка. Она выглядела боссом, напоминала мне себя самого в недавнем прошлом, но при этом оставалась самой сексуальной женщиной, какую я знал.
В тот вечер мужчина и женщина в спортивных костюмах были затеряны в толпе, собравшейся на Коннектикут-авеню напротив здания «Риверуок», к которому полицейские машины подъезжали одна за другой. Оба восхищались тем, что сделали.
Юсефа Касима больше не существовало. Он исчез, но не забыт. Мужчина сыграл Юсефа превосходно, зрители были зачарованы с той секунды, как он вышел на балкон, на свою сцену. Многие из них все еще испытывали благоговейный страх перед этим превосходным исполнением роли, все еще говорили о нем приглушенным шепотом.
До чего удачным оказалось представление! Спустя несколько часов все эти зрители оставались у роскошного жилого дома. Причем толпа все прибывала. Это событие привлекло всю прессу — Си-эн-эн, другие крупные телекомпании, газеты, радио, художников видеоарта, блогеров.
Мужчина толкнул женщину локтем:
— Видишь то, что вижу я?
Женщина вытянула шею, посмотрела влево, потом вправо.
— Где? Здесь можно смотреть на очень многое. Подскажи.
— Смотри в направлении стрелки в четыре часа. Теперь видишь? Это вылезает из машины детектив Бри Стоун. А в машине сидит Алекс Кросс. Наверняка он. Кросс приехал, а это только наше первое представление. Мы пользуемся успехом!
Первые полчаса я старался убедить себя, что доволен тем, что просто сижу в машине, оставаясь в стороне от дела. Сиденье в «мерседесе» — наполовину микроавтобусе, наполовину внедорожнике — было удобным, как кресло у меня в гостиной. На коленях у меня лежала книга Николь Краусс «История любви», а я ловил разные радиостанции по спутниковому радио, потом слушал местные новости. Книгу Краусс я смаковал, она напоминала мне, как я впервые влюбился в художественную литературу. Дома у меня была еще одна хорошая книга, «Конец зимы» Дэниела Уодрелла, которой я восхищался не меньше.
Теперь, когда я вышел из игры, времени для чтения было много. Но вышел ли я из нее?
Слушая вполуха, я обнаружил несколько грубых неточностей в освещении новостей: прошло даже сообщение, что убийца в здании «Риверуок» — какой-то террорист. Слишком рано было приходить к такому заключению. Во всех выпусках городских новостей шла речь об этом убийстве, в национальных новостях — тоже, и все искали особую точку зрения на преступление. Обычно такие поиски ведут к ошибкам, но средства массовой информации это как будто не заботит, если они могут приписать свою версию какому-нибудь «специалисту» или просто сослаться на другую радиостанцию или телестудию.
А вот убийцу всяческие версии не волновали. Я считал очевидным, что больше всего ему хочется внимания к себе.
Мне стало любопытно, получил ли кто-либо в столичной полиции приказ следить за освещением новостей. Если б данное дело было моим, я бы позаботился об этом едва ли не в первую очередь. Ударение на «если». Потому что моим это дело не было. У меня больше не было дел. Я не тосковал по ним — во всяком случае, убеждал себя в этом, наблюдая за происходящим из машины.
Однако само нахождение на месте убийства определенно возбуждало меня. Я формулировал версии и прокручивал в голове разные сценарии преступления с тех пор, как оказался здесь, — ничего не мог с собой поделать.
Что мне казалось безусловно ясным — убийце требовались зрители. А в остальном одни восторги. Внешность преступника описывали как «ближневосточную», но что это означало? Какую роль тут играет писательница — автор популярных детективных романов? Разыгрывал ли убийца жестокую сцену, которую до этого представлял себе много раз? Писала ли о чем-то похожем погибшая писательница? У какого психопата может возникнуть желание сбрасывать свои жертвы с двенадцатого этажа?
В конце концов любопытство подняло меня на ноги. Я вылез из машины и поднял взгляд к верхнему этажу. Ни Бри, ни кого-то еще там не было видно.
«Быстро оглядись, — сказал я себе. — В память о старых временах. Тут нет ничего дурного».
В конце концов, кого я пытался дурачить? Убийца драконов снова идет на охоту, и это казалось естественным, словно я и не выходил из игры. Словно и не прошло несколько месяцев с того времени, как я оставил полицейскую работу.
Большинство телекамер было установлено вокруг уличного командного центра столичной полиции. Подойдя поближе, я узнал начальника отдела по расследованию насильственных преступлений, капитана Тора Рихтера. Тот стоял перед рядом микрофонов, установленных посреди этого хаоса, и давал интервью.
Похоже, что Бри еще в здании. Я не сомневался, что она этим довольна. Ей не нравятся полицейские-политики, и Рихтер в частности. Мне тоже. Он чрезмерный педант, жестокосердый мерзавец и бесстыжий подлиза. Да и не зря же, черт возьми, его назвали Тором? [6] Короче, мне очень не нравился этот капитан.
В вестибюле «Риверуока» оказалось сравнительно спокойно, двое полицейских в форме узнали меня, видимо, им было неизвестно, что я уже ушел из полиции. Поднимаясь лифтом на двенадцатый этаж, я не ожидал, что меня пропустят дальше внутреннего периметра. Там кто-то должен проверять полицейские значки.
Оказалось, что проверял их мой старый друг Тони Дауэлл, работавший на юго-востоке. Я не видел его и не общался с ним уже несколько лет.