— Я хочу, чтобы ты остался, — шепнула Карен.

— Я не могу.

— Я знаю. Но жалко, что ты не можешь. — Она подняла голову и пристально посмотрела на него. — Я бы хотела отдать тебе всю любовь и поддержку, всю, до капельки. Я хотела бы подарить тебе сына.

— Карен…

— Да-да! — настаивала она, приложив свою ладонь к его груди и прислушиваясь к биению сердца. — У меня был бы твой ребенок, Пол. Я думаю об этом все время. Я думаю об этом, когда нахожусь в твоем доме, когда держу Лили на руках. Я представляю, что она моя дочь… наша дочь. Я думаю об этом каждый раз, когда мы вместе, каждый раз, когда ты кончаешь в меня. У меня был бы твой ребенок, Пол. Я сделала бы все для тебя.

Это еще одна жестокая насмешка судьбы, подумал он, любуясь изгибом ее лебединой шеи и покрывая поцелуями ее грудь. У него была жена, какую, как он всегда думал, он и хотел, — независимая, одаренная, талантливая доктор Гаррисон, — а теперь он хотел женщину, тип которой раньше ненавидел, — Карен, рожденную, чтобы служить, подстраивать все свои потребности под него только затем, чтобы нравиться ему.

Пол взглянул на часы на прикроватной тумбочке и вздохнул.

— Мне пора идти.

Он помылся в гостевой ванной, пока Карен меняла простыни. Как всегда, чтобы не было доказательств их ворованного счастья, как запах секса на простынях. Они молча оделись и также в тишине вернулись через темный холл на кухню, где единственная лампочка горела над мойкой.

— Я слышала, что завтра полиция собирается возобновить поиски в окрестностях города, — сказала Карен. Она стояла, прислонившись бедром к дубовому буфету. — Ты поедешь?

Пол взял стакан из сушилки, стоявшей рядом с мойкой, и налил в него воды.

— Полагаю, да, — ответил он, глядя на свое отражение в окне.

Пол сделал глоток из стакана и вылил в раковину остальную воду. Затем аккуратно ополоснул стакан и поставил его обратно на сушилку. Вытерев рот зеленым посудным полотенцем, свернул его и положил на стойку рядом с мойкой.

Из прачечной донесся звук открывающейся гаражной двери. Затем дверь захлопнулась. Нервы Пола напряглись, как натянутая струна. Чувство вины больно, словно кулаком, ударило внутри. Кухонная дверь распахнулась, и в проеме появился Гарретт Райт, на ходу запихивая перчатки в карманы шерстяного пальто.

— Пол? — удивленно воскликнул он. — Вот это сюрприз!

Он положил портфель на дубовый кухонный стол и расстегнул пальто. Карен заняла свое законное место около, и потянулась к его щеке, чтобы оставить на ней свой бесстрастный поцелуй. Они составляли симпатичную пару — оба яркие блондины с темными глазами и чертами лица, как у тщательно вылепленных скульптур. Их легко можно было бы принять за брата и сестру.

— Я заглянул, чтобы спросить у Карен, не сможет ли она завтра отработать еще один день в волонтерском центре, — не дожидаясь вопроса, объяснил Пол. — Мы возобновляем поиск в окрестностях, независимо от холода.

— Да, я слышал. Послушайте, я не видел вашей машины перед домом.

— Я пришел пешком.

Светлые брови Гарретта поползли вверх.

— Холодный вечер для прогулки.

— Я подумал, это немного освежит мне голову.

— Ну да, конечно, — сказал он, делая вид, что обеспокоен. — Вам слишком досталось в эти дни. Как вы себя чувствуете?

— Более или менее приемлемо, — ответил Пол, стараясь, чтобы голос не прозвучал неприязненно.

В тех редких случаях, когда ему доводилось беседовать с Гарреттом Райтом, он всегда чувствовал себя подобно мошке под микроскопом. Как если бы он был потенциальным кандидатом на психоанализ, и Райт именно во время разговора анализировал все его слова, жесты, выражения или их отсутствие.

— Я знаю, вы принимали активное участие в поиске, — сказал Гарретт, снимая пальто. Как заботливая жена, Карен без слов взяла пальто из его рук и пошла повесить его в шкаф в холле. — Это наиболее эффективный способ справиться с ситуацией, даже если есть много разочарований. А как Ханна?

— Хорошо, насколько это возможно, — сухо ответил Пол.

— Я не видел ее ни в каких выпусках новостей, кроме газеты в прошлое воскресенье. Она совсем упала духом, да? — Гарретт сочувственно покачал головой, нахмурившись, сунул руки в карманы темных брюк и качнулся назад на пятках. — Потеря ребенка — ужасное испытание для родителей.

— Мне ли этого не знать, — отрезал Пол.

Резкость Пола вернула Гарретта к реальности, и его темные глаза расширились от раскаяния.

— Извините, Пол. Я не имел намерения читать нравоучения. Я просто хотел сказать, что, если кто-то из вас почувствует потребность поговорить об этом с кем-нибудь, я могу рекомендовать своего друга в Эдине. Он специализируется на семейной терапии.

— У меня есть дела поважнее, — сказал Пол, вызывающе выдвинув челюсть.

— Пожалуйста, не обижайтесь, Пол. — Райт протянул ему руку. — Я только хотел помочь.

— Если вы хотите помочь, тогда появляйтесь у залива Райана завтра утром. Такого рода помощь нам нужна больше, чем какой-то хваленый мозгоправ в Эдине. — Он перенес свое внимание на Карен. — Увидимся завтра в центре.

Карен кивнула, не поднимая на него глаз.

— Я буду.

Она стояла, затаив дыхание, пока не услышала, как дверь в гараже открылась, а затем захлопнулась.

— Не очень-то чутко с твоей стороны, Гарретт, — мягко высказалась она.

— Разве? Я думаю, это было чрезвычайно великодушно, даже благородно, учитывая все обстоятельства.

Гарретт подошел к мойке и провел пальцем по стакану на сушилке, усеянному капельками воды. Он взял аккуратно свернутое зеленое посудное полотенце, вытер стакан и снова свернул его.

— Тебе следует быть повнимательнее к тому, где ты оставляешь вещи, — сказал он, показывая ей другое полотенце.

Полотенце, которое Пол отобрал у нее. Полотенце, которым тот привлек ее к себе и которое он наматывал на свои кулаки.

Полотенце, которое он уронил на пол в прачечной.

Карен ничего не сказала.

Гарретт положил и это полотенце рядом с мойкой и вышел.

Глава 28

День 8-й

21.03

— 34 °C, коэффициент комфортности: — 48

Митч не отрываясь смотрел на доску объявлений на стене в оперативном пункте, пока записки от похитителя не начали сливаться в один крутящийся диск. Он поставил локти на стол, уткнулся лицом в ладони и потер пальцами глаза, стараясь прогнать усталость. Тщетные попытки. Усталость проникла гораздо глубже. Она била его изнутри неотступно, снова и снова, как холодная черная дубинка, ослабляя его логику и объективность. Это задело его самолюбие, заставило чувствовать опасность и собственную ничтожность. Усталость взломала твердую защитную оболочку контроля над собой и позволила вине и неуверенности засасывать его подобно ядовитой топи.