— Не спать! — скомандовала Лиз. — Нужно продолжать!
Я открыл глаза. Она права. Но я не могу пошевелиться.
Я смотрел в крону дерева прямо надо мной. Мягкое колыхание зелени. Прохладно… Спокойно…
И вдруг я зажмурился. Мне что, уже мерещится?
На ветке дерева, прямо надо мной, блестело что-то черненькое и маленькое.
— Там, на дереве, — сдавленно прошептал я, садясь. — Над нами.
— Не смотрите! — тут же сообразил Ник. Он потихоньку осмотрел ветки. — Да, — прошептал он. — Я вижу их. Две. Нет, три!
Он медленно сел.
— Деревья! — возбужденно шептала Лиз. — Ну конечно! Никто не смотрит на деревья! Вообще выше своего носа.
— Другие увидят, как мы карабкаемся на деревья, и тоже начнут, — проговорил Элмо.
— Мы сначала проверим, — сказал Ник. — Будем бродить под деревьями и потихоньку смотреть наверх, чтобы никто не заметил. Ведь не на всех деревьях есть птички.
— Да, — подумав, согласилась Лиз. — У тех, кто их сажал туда, должна была быть лестница. Вряд ли они стали бы долго таскать ее туда-сюда.
Моя усталость прошла как по волшебству. Я воодушевился.
— Давайте искать! — прошептал я. — Пошли! Каждый найдет по одному вороновому дереву. Потом по команде начнем лезть. Так мы всех перехитрим!
— Только не на дерево! — завопила Ришель. — Я вообще не умею лазить по деревьям. Я могу занозить руку. Или упаду.
— Ты не упадешь, Ришель, — воскликнул я. — Почему ты должна упасть? Вообще-то ты и правда какая-то неуклюжая.
— Том! — строго сказала Лиз.
Ришель презрительно посмотрела на меня.
— Мне все равно, что ты там говоришь, Том Мойстен, — заявила она. — Я не собираюсь ломать ноги из-за таких, как ты.
— Хватит спорить! — Лиз вскочила на ноги. — Ришель не надо лезть на дерево, если она не хочет. Но она может остаться внизу и караулить дерево, пока кто-нибудь из нас не вернется.
— Как только найдете дерево с воронами, сядьте под ним, — деловито распоряжалась Санни. — Мы начнем лезть одновременно, когда все будут готовы, без шума и не особенно привлекая внимание.
Итак, мы договорились. Элмо, Санни, Лиз, Ник и я разошлись в разных направлениях как бы просто так. Ришель осталась под нашим деревом сторожить нашу сумку и прочие вещи.
Я оглянулся и увидел, как она удобно расположилась, вытянув ноги, и как раз наливала себе стаканчик сока. Каким-то непостижимым образом эта девчонка всегда устраивается лучше всех.
Я старался как мог в стремлении не привлечь внимания к своим поискам. Я прогуливался под одним деревом, потом закидывал руку за спину, делая вид, что почесываю спину. Или подбрасывал вверх камушек и поднимал голову, ловя его.
Остальные тоже соблюдали конспирацию. И вот наконец каждый нашел себе по дереву и сел прямо под ним.
Все, кроме меня.
Я ушел гораздо дальше, чем они. И по пути проверял каждое дерево. Но ничего не нашел.
Тогда я вернулся к нашему дереву.
— Ты почему вернулся? — холодно осведомилась Ришель.
— Не нашел другого дерева, — ответил я.
— Вон там наверняка есть, тупица, — сказала она и кивнула в сторону большого раскидистого дерева в нескольких метрах от нас.
— Правда? — насмешливо спросил я. — А как ты узнала, Ришель? Наверное, ты видишь сквозь листья.
Она лениво посмотрела на меня.
— Да нет, просто оно рядом с этим. По-моему, ни один идиот не захочет среди ночи таскаться по всему парку с лестницей. Понял? И все остальные деревья тоже близко от этого. А ты забрел слишком далеко. Тупица.
Она была права. Я мог беситься сколько угодно, но она права.
Я побрел к дереву, закинул голову и стал смотреть на ветки.
Вон они. Три вороны. Я их ясно видел. Я сел на землю под деревом и посмотрел на остальных, ожидая сигнала.
Со своего места под деревом Лиз махнула рукой. Мы вскочили. И начали карабкаться.
Я взбирался по стволу с бешеной скоростью. Нужно было снять шляпу, подумал я, когда она зацепилась за ветку. Но теперь было поздно. Я дотянулся до одной вороны. Потом схватил другую.
Я как раз успел достать третью, когда вдруг услышал громкий крик, и в лицо мне бросилось что-то черное и блестящее.
Я закричал. Огромная очень злая сорока напала на меня.
Дальше было еще хуже: она стала клевать меня своим острым клювом и бить крыльями по лицу.
Я снова закричал и стал поспешно слезать, прижимая к себе птичек одной рукой, а другой держась за тонкую ветку.
Раздался страшный треск. И в этот момент я понял, что уже не вишу на дереве. Ветка сломалась, и я летел к земле с невероятной скоростью.
Я приземлился на кучу листьев и веток. И вдруг услышал крик Ришель. Сорока еще кружила надо мной и яростно пыталась клюнуть меня в макушку, потом улетела. Наверное, я задел ее гнездо. И она пыталась отвоевать у меня свою ветку. Что ж, у нее это прекрасно получилось, подумал я, ощупывая тело и ища сломанные кости.
Шляпа оказалась подо мной. Я с трудом вытащил ее и осмотрел. Она была похожа на блин.
Ришель подбежала ко мне.
— С тобой все в порядке? — спросила она. — Ох, теперь все поймут нашу затею.
— Но я ведь не специально упал с этого дурацкого дерева! — разозлился я.
— Я и сама не понимаю, как это у тебя получилось, Том, — сказала она, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку. — Какой-то ты неуклюжий.
Что ж, и это я заслужил.
Неподалеку Брэдли Хеншоу и Наттер Фрин хохотали, показывая на меня пальцами. Тимоти Кинг и его мальчики тоже покатывались со смеху, как сумасшедшие. Это было невыносимо.
Я поднялся на ноги и ударом кулака придал форму шляпе. Потом отряхнулся и изобразил фальшивую улыбку. На самом деле мне было не по себе. У меня болело все тело, и ныла ссадина на руке.
У моих ног лежало огромное, черное с белым перо. Сорока оставила мне на память.
Я нагнулся и поднял его, с трудом сдерживаясь, чтобы не застонать. Потом воткнул перо в шляпу, водрузил ее на голову и спокойно направился к Ришель и нашим корзинкам.
Колени у меня тряслись, но я не показывал вида. Хотя вряд ли кого-нибудь убедил, что мне все равно.
Брэдли и Наттер что-то кричали мне. Тимоти Кинг хихикал.
Смейтесь, смейтесь. Я все-таки достал трех птичек. И остальные наши скоро будут здесь со своими трофеями.
Посмотрим, кто будет смеяться последним.
Я очень надеялся, что мы.
Больше я не лазил по деревьям. Я слишком сильно шлепнулся и поэтому теперь просто осматривал ямки в земле и кусты вместе с Ришель. Кроме того, я дал слово маме. Это была единственная возможность упросить ее разрешить мне остаться в парке.