— Бред из проклятой книги упрямо лезет в нашу жизнь, Кити.

Рите явно не нравились мои гляделки с Игги.

— Брось, Ритка. Ничего такого не вижу. Есть только твоё трагическое восприятие мира и склонность к преувеличению, а ещё большие бабочки и симпатичный мальчик, похожий на Трушина.

— Очень похожий на Трушина!

Я увидела, как Милка под шумок пытается поцеловать Игги, а ещё я заметила, как сквозь толпу к нам пробирается хромой Дэн с серым виноватым лицом. Теперь точно наступила пора сваливать.

— Эй, малолетка! Китикэт! Нам пора домой! Хватит совращать невинного эльфа. Вперёд и с песней. На горшок — и спать!

Нам с Риткой пришлось буквально оттаскивать от Игги готовую разреветься Милку.

— Мы даже не успели обменяться телефонами!

— Я найду тебя, Кити! — прокричал Милке Игги.

— Как? — заревела утаскиваемая в четыре руки Джульетта.

— Легко, — улыбнулся Игги.

— Мой ник «вконтакте» — Факин Принцесс Мила!

— Почему не Кити? — всё так же улыбаясь, спросил Игги.

— Потому что дура! — в один голос ответили мы с Ритой, всё дальше уводя Милу от клона Егора.

— Вот только эльфа-ловеласа не хватало в нашей компании для полного счастья, — буркнула я себе под нос.

Ритка молчала. Милка ревела. Какой тяжёлый день.

Глава 16
Крик № 4.ТРУс

Думаете, вы всё про меня знаете? Считаете, что по внешнему виду можно что-то понять про человека? Ни фига. Вы ничего про меня не знаете.

Я — трус. И всегда был трусом. Но больше всего боялся, что кто-нибудь заподозрит меня в трусости, узнает мой секрет, — и всегда пытался выглядеть смельчаком. В детстве я больше всего боялся своего отца. Боялся, что, когда он придёт с работы, снова начнёт меня доставать, срывать на мне своё плохое настроение и воспитывать ремнём. Поэтому я старался достать его первым и с гордостью понести заслуженное наказание. Отец был большим грузным человеком с таким же грузным характером. Не человек, а грузовик. Вы хотели бы попасть под грузовик? Тогда вы поймёте меня. Вечно хмурый взгляд исподлобья, усы, слюна, летящая мне в лицо из его брезгливо скривленного рта, тяжёлая рука и заезженные присказки-поговорки. В семье он был царь и бог. Плохой царь и злой бог. Радостным считался день, когда мы ложились спать до его прихода со службы. Он не работал, а служил и дослужился до полковника в УВД нашего малороссийского городка. Большой человек — решал вопросы, помогал людям, тиранил семью.

Мать я в детстве дома видел почти всегда заплаканной. Если приходили гости или мы куда-то шли, она надевала маску всем довольной полковничьей жены. Дома она то до крика защищала меня от постоянных нападок отца, то давала мне по губам за очередное хамство, а потом ревела на кухне. А сестрёнка утешала её. Меня же утешал брат. Ну как утешал — просто смотрел с восхищением, и мне этого было вполне достаточно. Они вообще всегда смотрели на меня с восхищением — мои младшие братишка и сестрёнка. Его я был старше на три года, а её на пять. Мы вместе дружили против отца, хотя он обожал сестрёнку, и с её стороны наша коалиция выглядела предательством. Но она, как настоящая женщина, быстро поняла, что без потерь может одновременно вить верёвки из отца и дружить с братьями и матерью. Для братишки же я оставался единственным и непререкаемым авторитетом. Ведь я осмеливался дерзить отцу ничего круче он себе представить не мог.

В нашем маленьком городке каким-то чудом выжили завод и шахта. И жили в нём, соответственно, династии рабочих и шахтёров. Хочешь других перспектив — иди в менты, бандиты или бизнесмены или вали отсюда как можно скорее. На календаре давно уже отметились двухтысячные, а у нас застыло начало девяностых. Уезжать было стрёмно, я боялся неизвестности. И более того — я жаждал известности. Мне стало мало поклонников, круг которых ограничивался братом и сестрой. Ну и, конечно, хотелось максимально позлить отца, который надеялся, что я образумлюсь и пойду по его ментовским стопам. Поэтому я выбрал самую оголтелую альтернативу серой реальности — стал музыкантом-неформалом в городе гопников и наркоманов.

Как ни странно, я не был одинок в своих устремлениях. Может быть, сказалась близость границы с Польшей и возможность смотреть на халяву все их музыкальные каналы по телику. Может, серость и безысходность окружающей жизни пинками подталкивали нас в волшебный мир живой некоммерческой музыки. Но, так или иначе, в провинциальном индустриальном малороссийском городке вовсю шла прогрессивная музыкальная движуха. Выбор был шикарный: одна пост-рокерская группа, два коллектива, игравшие альтернативную электронику, рэперская формация и даже олдскульный панк-бэнд. Я же придумал играть эксцентричный и шокирующий эмокор. Семь лет назад это было реально круто. Мне исполнилось семнадцать, я только что закончил школу, отец уже с опаской поглядывал в мою сторону, не хватался за ремень, а нотации предпочитал читать издалека. А я ужасно боялся стать таким, как он, и прожить серую скучную жизнь.

В течение месяца я собрал банду. Нашёл очкарика-аутиста, пишущего гениальные психопатические тексты и прячущегося от мира за барабанной установкой. Нашёл лузера-басиста, вечно накуренного, но, несмотря ни на что, виртуозно попадавшего в ноты. Нашёл красавца гитариста-металлиста, который, моментально приторчав от нового позёрского имиджа, состриг свой хайр, оставив себе сорокасантиметровую чёлку. К тому же он оказался неплохим мелодистом. Себе же я скромно отвёл место вокалиста, лица и лидера группы. Я неплохо пел и имел отличный опыт ора, получив его под отцовским ремнём, который, несомненно, помог мне неистово гроулить со сцены. Страшно боясь провала и выступлений перед живыми людьми, я приступил к репетициям.

Случилось чудо — собрав аншлаг визжащих девочек на первом же концерте, мы через год стали местными звёздами. И пошло-поехало. Мечта сбылась. Фестивали в Киеве, Харькове и даже в Кракове, киевский толстый продюсер, подписавший с нами кабальный пятилетний контракт, клип на украинском «М-tv» и российском «А-1», восхищённые взгляды толпы, несмолкаемые крики радости в ушах, запись первого альбома на студии «Нева» в Питере, обложки глянцевых журналов, гастроли-гастроли-гастроли и девки-девки-девки. Не знаю ничего круче, чем стоять на сцене, петь и видеть, как тридцать тысяч человек подпевают тебе твою песню. Два года пролетели как один день. Один счастливый день. День победы над трусом внутри. День, когда отец поздно вернулся с работы. Дома я появлялся редко. С отцом почти не общался. Знал, что он вышел на пенсию и организовал какую-то тёмную охранную фирму. Брат оканчивал школу и смотрел на меня теперь не только с восхищением, но и с гордостью. Я подарил ему гитару, и он ночами, прячась от отца, учился играть. Сделал чёлку, как у меня, и, захлёбываясь от счастья, рассказывал мне, как получил за неё леща от папаши. Сестрёнка выросла и стала не только красавицей, но и фанаткой моей группы. Знала все мои песни наизусть, подсадила на них всех своих подружек и старалась не пропускать наших сейшенов в окрестных городах. Мама гордилась мной и прятала от отца тайно собранные вырезки из прессы и наши афиши. Прекрасно! Жизнь удалась.