Вот такая мне попалась причитающая медсестра. А мне жалко гусён. Они прикольно выделывались на площадях. Но гораздо больше мне жалко Ритку. Она помогла пережить мне три года анабиоза, и я ей пожизненно благодарна. Но теперь всё будет по-другому. Всё будет хорошо. Такая вот оптимистика со мной приключилась. Во мне снова бьётся живое сердце, в котором навсегда есть место памяти ЕТ и которое свободно и готово для новой любви. Почти готово. Раковина, которой обросло моё сердце, только начинает приоткрываться. Но она обязательно откроется. Ведь ЕТ всегда желал мне счастья, и я буду счастлива ради него. Мне кажется, что теперь я окончательно пришла в себя. Уверена, что теперь я сама хозяйка своего мира. Может быть, я просто стала взрослой?

И ещё одно — ужасно стало раздражать и резать слух имя Кити. Словно чужое. Сколько можно быть Кити? Я уже выросла из Кити, как из эмокидского прикида пятилетней давности. Я Катя Китова! Отныне и навсегда. А Кити осталась там, на крыше, с пропавшими розовыми тапками, ночнушкой и дохлыми бабочками. Завтра же запрещу всем называть меня так. Кити умерла на крыше. Кити больше нет.

Глава 31
Хроники Эмокора. Хвала Создателю!

— Егор! Игорь! Егор! Где ты? А это что ещё за..?

Кити рефлекторно сдула с глаз непонятно откуда взявшуюся чёлку открыла и сразу закрыла глаза, не желая им верить.

— Добро пожаловать в Эмомир, Великая Госпожа Кити! — пропел нестройный хор мультипликационных голосов.

Кити, поморщившись, открыла левый глаз, потом правый. Нелепейшая, яркая, как реклама жевательных конфет, картинка никуда не исчезла. Яркое розовое солнце на пурпурном небе слепило девичьи глаза, минуту назад не видевшие ничего, кроме сияющих слепящим счастьем глаз Игоря. Может, у неё галлюцинации от асфиксии, от нехватки кислорода и она всё ещё летит в сером питерском воздухе? Или всё-таки Игорь — её сон и сейчас она продолжает спать, привалившись спиной к постаменту какого-то памятника? То есть, конечно же, спит Кити в кровати с Ритой, а снится ей, что она проснулась, сидя спиной к постаменту. В общем, чёрт ногу сломит в том, что происходит на самом деле. Стоящие перед ней существа с непропорционально большими головами и чёрно-розовыми чёлками продолжили петь на разные лады своё кривоватое приветствие.

— Где я, чёрт вас всех побери! И прекратите свои дебильные песнопения!

Дюжина маленьких, злобно лающих чёрных собачек разбежалась по площади от ног Кити, но она, конечно же, не поняла, что они материализовались благодаря концентрации её эмоций. «Что-то я слишком резка с умственно отсталыми карликами, ряженными в эмарей. Нужно сбавить обороты», — подумала Кити.

— Вы в Эмомире, Ваше Величество! А мы ваши верные подданные.

«В Эмомире? Ваше Величество? Сплю, однозначно сплю и вижу не лучший сон, — подумала Кити. Но не удержалась от простейшей проверки, протянула руку к ноге, чтобы ущипнуть себя. — Больно, блин! Нет, только не в Эмомир! Нет-нет-нет!»

Пришло время разглядеть всё как следует. А начать следовало с себя. Кити в ужасе смотрела на свои ноги в розово-чёрных ажурных чулках и пугающего вида глэм-рокерских сапогах на десятисантиметровой подошве. На руках сетчатые чёрные перчатки до локтей и без пальцев. На торчащих из перчаток пальцах массивные кольца из белого золота с изображением черепов, вместо глаз — сияющие на солнце розовые бриллианты. На теле неимоверное платье из розового атласа — всё в складочку, в рюшечках и кружавчиках, но при этом расшитое грубыми панковскими брючными молниями. Она тут же вспомнила, где видела весь этот китч. Семь лет назад, в японском журнале «Готическая Лолита». Одноклассница притащила его в школу, чтобы все посмотрели на безумных японок, а Кити, наглядевшись на наряды, страшно обзавидовалась, чересчур впечатлилась и решила, что Королева в её Эмомире будет выглядеть точно так же. Что немедленно отразилось рисунком в её жёлтой тетрадке с «Мультами» на обложке. В её Эмомире! Из треш-принцессы в журнале она превратилась в эмо-королеву в забытом царстве. Из сна-мечты прямиком попала в сон-недоразумение.

Память работала как часы. Не нужно зеркала, чтобы понять, что волосы у неё сейчас прямые спереди и всклокоченные сзади и они опять покрашены в радикальный чёрный цвет, а рваная чёлка — в розовый. Вокруг глаз наверняка интенсивный чёрный макияж. Двадцатилетние мозги не хотели уживаться с имиджем тринадцатилетней бунтарки и настойчиво кипели. Кошмар наяву продолжался. Кити попала во временной капкан, в шкуру своей мечты образца 2004 года. Вот если бы она, тринадцатилетняя, тогда перенеслась в придуманный собой мир, однозначно скакала бы до неба от радости. А сейчас, дождавшись, пока от неё по очереди разбегутся цыплята удивления, потом расползутся черви сомнения, разлетятся стрижи отчаяния и, наконец, расползутся ужи унижения, королева Кити, пошатываясь как пьяная, с трудом встала и, опять же с трудом передвигая тонкие ноги в тяжеленных сапогах, подошла к компании встречающих её уродливых подданных. А что делать? Последние сомнения отпали. Она в проклятом Эмомире. Осталось узнать, как выбраться отсюда обратно.

Они почти не отличались друг от друга, её новые друзья, одинаковые, будто однояйцевые близнецы, будто клоны. Большеголовые куклы ростом с первоклассника, одетые по эмо-моде семилетней давности. Все в скини-джинсах, все в слипах, все с чёлками на пол-лица. Правда, у девочек на головах хвостики с заколками в виде сердечек или черепов. В губах — пирсинг, в глазах — почтение. Рядом с их ногами переминаются с ноги на ногу живые, все в заплатках мишки Тедди. И даже один Губка Боб. Какая прелесть, умилилась Кити.

— Что-то маловато вас, эмо-куклы.

— Все, что есть, — вздохнул эмарь в футболке «I hate myself», — остальные погибли в битве с бабочками при Роддоме, Госпожа. И мы теперь не эмо-куклы, мы — эгоровцы.

«Вот и я тоже, похоже, погибла при сходных обстоятельствах, только в небе и от любви», — подумала Кити.

— Значит, так. Во-первых, хватит с меня вашего мерзкого верноподданничества. Не очень вяжется с вашим э-э-э… регрессивным имиджем. Меня зовут Кити. Понятно?

— Да, Госпожа Королева, понятно, — хором сказали эгоровцы.

— Угу. Отлично, — сказала Кити, отметив, что всё-таки они дебилы. — Теперь скажите мне, почему я здесь. Я что, умерла?

— Госпожа, мы не знаем! — опять хором проскандировали куклы. — Но мы счастливы видеть Вас здесь, в прекрасном Эмокоре!

— Отлично! Спасибо. Вы мне очень помогли. — Взгляд Кити упёрся в памятник, рядом с которым она очнулась. Вот чёрт! Это же Игорь! Только чёлка закрывает глаз и дыра в груди, на месте сердца, а сердце в вытянутой вперёд правой руке. — А кому поставлен памятник, знаете?

— Эгору-Эмобою! Эмобой — наш герой!

— Знаю — читала, — поморщилась Кити и с грустью подумала: «Ещё и писала когда-то».

А может? Может? Забрезжила слабая надежда.