— О Элисия, нет! — простонал Саймон и без сил опустился на траву, уронив голову на руки. — Пожалуйста, не читай мне книгу леса прямо сейчас, Бинабик. Ноги ноют, и сердце болит.
Тролль наклонился, почти касаясь Саймона круглой щекой. Быстро осмотрев волосы юноши, превращенные куманикой в безобразный колтун, тролль снова выпрямился.
— Я думаю, мы должны очень тихо отдыхать, — сказал он, стараясь скрыть разочарование. — Я расскажу тебе позже об этом.
— Спасибо, — пробормотал Саймон себе в колени.
Этим вечером Саймон уклонился от охоты для ужина по той простой причине, что уснул, как только они устроили привал. Бинабик пожал плечами, сделал по большому глотку из мехов с водой и вином, и совершил короткую прогулку по окрестностям. Кантака, принюхиваясь, бежала рядом с ним. После несколько невыразительного, но сытного ужина из сухого мяса он раскинул кости под аккомпанемент сладкого посапывания Саймона. При первой раскладке выпали Бескрылая птица, Рыба-копье и Темный путь. Расстроившись, он закрыл глаза и некоторое время мурлыкал что-то немелодичное, пристроившись к знаменитому оркестру ночных насекомых. Новая раскладка принесла Факел у входа в пещеру и Упирающегося барана, но Темный путь выпал снова. Не стоило, конечно, слишком уж доверять костям — у него для этого был чересчур хороший наставник — но тем не менее этой ночью Бинабик спал — когда ему, наконец, удалось заснуть, с уложенным кожаным мешком под боком.
Саймон проснулся, и тролль преподнес ему вполне удовлетворительный завтрак из жареных перепелиных яиц и бледных оранжевых бутонов какого-то цветущего дерева, оказавшихся вполне съедобными, хотя и немного странными, вроде жвачки.
Утренний переход тоже проходил значительно легче, чем вчера: местность постепенно становилась более открытой, деревья поредели.
Все утро тролль был каким-то тихим. Саймон не сомневался, что причиной этого было его непростительное равнодушие к лесной эрудиции Бинабика. Когда солнце поднялось уже довольно высоко, они шли по длинному пологому спуску, и Саймон почувствовал, что пришла пора заговорить.
— Бинабик, ты не расскажешь мне сегодня о книге леса?
Его спутник улыбнулся, но улыбка была не такой широкой и несколько более напряженной, чем привык видеть Саймон.
— Конечно, Саймон-друг. Но я питаю страх, что ты не совсем истинно понял меня. Я говорю о земле, как о книге, не потому, что ты должен читать ее для твоего удовольствия и бодрости духа, как религиозный том — хотя смотреть на мир с этой целью также можно, но я говорю о лесе очень больше, как о книге из медицины, которую учат во имя твоего здоровья.
Это просто удивительно, думал Саймон, этому малышу ничего не стоит посадить меня в калошу. И без всякой задней мысли.
Вслух он сказал только:
— Здоровье? Медицинская книга?
Лицо Бинабика вдруг стало очень серьезным.
— Я говорю о твоей жизни и твоей смерти, Саймон. Ты теперь находишься не в доме. Ты теперь находишься не в моем доме, хотя мне очевидно легче бывать гостем здесь, чем тебе. Даже ситхи, которые очень много лет смотрели здесь, как солнце катается туда-сюда по небесам, даже они не говорят, что Альдхорт это их дом. — Бинабик остановился перевести дух, положил руку на запястье Саймона и сжал его. — Это место, где мы стоим, этот очень большой лес — это самое старое место. Вот почему он так зовется, как говорят ваши люди, — Альдхорт: это всегда старое сердце Светлого Арда. Эти деревья вокруг, они очень более молодые, чем все остальные, и вот они видели уже очень много огня, воды и ветру, прежде чем ваш великий король Джон сделал своей очень первый вздох на острове Варинстен.
Саймон, моргая, оглянулся.
— Другие, — продолжал Бинабик, — есть другие, которые видел я, и их корни врастают глубоко в Скалу Времени, и они старше, чем все царства человека или ситхи, которые шли к славе и уходили к забвению.
Бинабик снова сжал его запястье, и Саймон, глядя вниз по склону, внезапно почувствовал себя очень маленьким, бесконечно малым, как насекомое, ползущее по склону горы, пронзающей облака.
— Почему… — спросил он наконец, чувствуя, к своему удивлению, что почти готов заплакать. — Почему ты говоришь мне об этом?
— Потому что, — сказал Бинабик и погладил его по руке, — потому что ты не должен думать так, что лес, этот мир леса, это что-то похожее на аллеи Эрчестера. Ты должен наблюдать, и ты должен думать и еще думать.
Тролль двинулся вперед. Саймон ковылял за ним. Все вокруг изменилось.
Теперь деревья казались ему враждебной, перешептывающейся толпой. Саймон чувствовал себя так, как будто получил пощечину.
— Подожди! — крикнул он вдруг. — Думать о чем? — но Бинабик не замедлил шага и не обернулся.
— Пойдем уже, — позвал он через плечо. — Мы должны спешить. Если будет благоприятно, мы придем в Нок еще до темноты. — Он свистнул Кантаке. — Пожалуйста, Саймон, — закончил он.
И это были его последние слова за все утро.
— Это здесь. — Бинабик наконец нарушил молчание. Они стоял на поросшем травой гребне, и вершины деревьев под ними казались бугристым зеленым одеялом.
— Нок!
Внизу, как две ступеньки, стояли еще две полосы деревьев, а за ними шумел зеленый океан травы, простиравшийся до далеких холмов, очерченных послеполуденным солнцем. Тролль поднял посох.
— Это Вальдхельм, или, по крайней мере, его предгорья. Казалось, что до этих холмов, закругленных, как спины спящих животных, легко можно добросить камень, преодолев зеленый океан.
— Как далеко они… холмы? — спросил Саймон. — И каким образом мы забрались так высоко? Мы же не поднимались в гору.
— Мы не поднимались в гору, Саймон. Нок — это яма, углубление, провалившееся вниз, как след. Если бы ты мог смотреть очень далеко назад, — он махнул рукой вверх по хребту, — я думаю, ты бы мог видеть, что мы сейчас стоим там, где ниже, чем равнина Эрчестера. И дам ответ твоему второму вопросу. Холмы довольно очень далеко, но твои глаза обманывают и делают их очень близкими. Я думаю, лучше теперь начать спускаться, если нам хочется иметь привал, еще освещенный солнцем.
Тролль сделал несколько шагов вдоль хребта.
— Саймон, — сказал он, обернувшись, и юноша увидел, что тревога почти исчезла с его лица. — Я скажу тебе, что эти холмы Вальдхельма — младенцы, если сравнивать их с моим Минтахоком, но все-таки быть в этих высоких местах, это как вино.
И вдруг снова совсем как ребенок, подумал Саймон, глядя, как Бинабик легко и быстро спускается вниз по склону, петляя между деревьями… Нет, решил он, не ребенок, это просто рост, но как очень, очень молодой человек.
А сколько же ему лет?
Тролль тем временем уменьшался прямо на глазах. Саймон уныло выругался и поспешил за ним.
Они спускались довольно быстро по широким, лесистым гребням, несмотря на то, что в некоторых местах приходилось карабкаться. Саймон ничуть не удивлялся той легкости, с которой двигался теперь Бинабик — прыгал легко, как перышко, поднимал меньше шума, чем осторожная белка, демонстрируя такие точные и уверенные движения, что их, как был совершенно уверен Саймон, одобрили бы даже горные бараны Йиканука.