На протяжении всего детства Феликсу Жонглеру снилась безликая, окутанная тенями фигура — та самая Смерть, которая, как сказал отец, «ждет всех нас», но ее истинный облик он узнал лишь, когда родители послали его учиться в Англию, в ту самую школу. Как-то вечером, сидя в спальне и листая потрепанную газету, забытую в шкафу кем-то из старшеклассников, он увидел иллюстрацию — «таинственный мистер Джинго, изображенный нашим художником», как поясняла подпись, — и мгновенно узнал лицо, которое преследовало его во снах еще более неутомимо, чем даже самые жестокие из старших парней по коридорам школы Крэнли. Человек на рисунке был высок, закутан в темный плащ, с высоким старомодным «цилиндром» на голове. Но именно его глаза, его магнетические лучистые глаза и холодная улыбка заставили сердце молодого Феликса колотиться от узнавания. Сама статья с объяснением того, кто изображен на рисунке, была обгрызена крысами и потому навсегда осталась для него тайной. Уцелел лишь рисунок, но и этого ему вполне хватило. С тех пор эти глаза непрерывно следили за Феликсом Жонглером. И все ушедшие в прошлое десятилетия жизни он прожил под взглядом этих тревожащих, бездушных и наводящих ужас глаз.
Они ждали. Он — оно — ждало. Подобно неторопливой акуле, кружащей под выбивающимся из сил пловцом, мистеру Джинго не было нужды делать что-либо еще.
Теперь Жонглер сражался с болезненностью, которая иногда овладевала его изолированным разумом наподобие паразита. Все стало бы намного легче, если бы человек мог поверить в нечто за пределами его самого — в нечто любящее и доброе, как в противовес этому омерзительно терпеливому взгляду. Так, как верили сестры его матери. Убежденные в том, что их ждут небеса — место, очевидно, идентичное Лимо, за тем лишь исключением, что старым девам и добрым католичкам не придется там терпеть боль в суставах и шумных детей, — они были образцами уверенности, даже на своем смертном ложе. Все они покинули сей мир со спокойствием и даже с радостным приятием.
Но он-то знал истину. Сперва он прочел ее на печальном и усталом лице отца, потом усвоил этот урок снова, и в более жестокой форме, в джунглях английской частной школы. По ту сторону небес нет рая, там лишь мрак и беспредельное пространство. За пределами самого себя человек ничему не может доверять и ни на что не может положиться. Темнота ждет. Она овладеет тобой, когда пожелает, и никто даже пальцем не шевельнет, чтобы тебя спасти. Ты можешь вопить так, что у тебя начнет разрываться сердце, и кто-нибудь лишь накроет тебе лицо подушкой, чтобы приглушить крики. Боль будет продолжаться. Помощь не придет.
А Смерть? Смерть в цилиндре и с гипнотизирующим взглядом была самым большим бандитом. Если ей не удавалось сцапать тебя сзади и врасплох, если тебе каким-то образом удавалось избежать ее и вырасти сильным, то она просто стояла в тени и ждала, пока само время тебя не ослабит. А потом, когда ты станешь старым, слабым и беспомощным, она станет преследовать тебя нагло, как волк.
И этого молодежь, с ее впечатляющей тупостью, никогда не сможет понять. Для нее смерть — всего лишь мультяшный волк, которого можно безнаказанно дразнить. Они не видят, не могут знать, каким станет тот день, когда это чудовище станет реальным — когда их не спасут ни соломенные, ни деревянные, ни даже кирпичные стены.
Жонглер содрогнулся, о чем его истощенная нервная система скорее сообщила, чем дала почувствовать. Его утешало лишь то, что, будучи стариком, он уже видел, как три поколения молодежи унаследовали и осознали этот жуткий факт и ушли из жизни раньше него, с воплями выдернутые из своих разрушенных домиков во мрак, в то время как он все еще ухитрялся избежать этих ухмыляющихся челюстей. Генетическая терапия, подача в кровь витаминов, облучение активных точек тела малыми дозами, все доступные трюки (если не обладать почти неисчерпаемыми средствами Жонглера и его продуктивными идеями) могут лишь немного отсрочить смерть. Некоторые, везучие и богатые, недавно разменяли второй десяток жизни после своего сотого дня рождения, но они лишь дети по сравнению с ним. И пока другие умирали, пока его собственные внуки и пра-пра-правнуки рождались, взрослели и один за другим покидали этот мир, лишь он один продолжал испытывать терпение мистера Джинго.
И, если того пожелает Бог или кто угодно, он будет делать это вечно!
Феликс Жонглер боролся с ночными кошмарами уже более двух долгих человеческих жизней. И знал, не глядя на часы и без ссылки на любую информацию, которую он мог вызвать всего лишь усилием мысли, что за стенами его крепости, смотрящей на Мексиканский залив, тяжело навис последний предрассветный час. На несколько рыбацких лодок, владельцам которых он разрешил рыбачить в озере Борне — его частном крепостном рву — сейчас грузят сети. Дежурные полицейские в Батон Руже борются со сном перед своими мониторами, надеясь, что утренняя смена не забудет принести им чего-нибудь перекусить. В Новом Орлеане, что в пятидесяти километрах западнее «башни Жонглера», полдюжины или больше туристов сейчас валяются в сточных канавах района Вье Карре, утратив кредитки, ключевые карты и самоуважение… если им повезло. Некоторые, кому повезло меньше, могут очнуться после наркоза без кисти руки и с торопливо обработанной культей, поскольку воры хотят избежать обвинения в убийстве (почти все компании, сдающие напрокат машины, уже отказались от считывателей отпечатков пальцев, но некоторые ими все еще пользуются). А некоторым из оказавшихся в канаве туристов не повезло настолько, что им уже никогда не очнуться.
Ночь почти прошла.
Феликс Жонглер был зол на себя. Плохо уже то, что он скользнул в сон и выскользнул из него, даже не осознав этого — он не помнил, как засыпал, — но проснуться с колотящимся сердцем, совсем как перепуганный ребенок, только из-за пары знакомых и ныне наскучивших снов…
Надо заняться работой, решил он. Это единственное хорошее решение и лучший способ плюнуть в лицо человеку в высокой шляпе.
Первым его побуждением было вернуться в Абидос-Который-Был и ознакомиться с самой свежей информацией на своем комфортабельном божественном троне, будучи окруженным вниманием жрецов. Но кошмарный сон и особенно необычное расположение его элементов встревожили Жонглера. Его дом внезапно перестал создавать у него ощущение безопасности, и хотя огромное здание, которое его физическое тело никогда не покидало, охранялось тщательнее и надежнее большинства военных баз, он вдруг испытал настойчивое желание осмотреться — хотя бы ради того, чтобы лично убедиться, что все в порядке.
Заякоренная на глубину семи подземных этажей (фибрамитовым цилиндром длиной более сотни футов, буквально ввинченным в ил дельты), башня Жонглера тянулась еще на десять этажей выше уровня воды в туманный воздух над озером Борне, но впечатляющая башня была лишь частью огромного комплекса, расположившегося на искусственном острове. Созданная инженерами скала площадью около пятидесяти квадратных километров, остров стал местом жительства лишь чуть более двух тысяч человек — очень маленького городка, если судить только по численности, но обладающих намного большим влиянием, чем большинство наций мира, вместе взятые. Жонглер был здесь лишь чуть менее богом, чем в своем виртуальном Египте: произнеся субвокализованное слово, он вызвал целый калейдоскоп видеоизображений, показывающих каждый уголок его владений. В башне и во всех окружающих зданиях стенные экраны мгновенно превратились в окна с односторонней прозрачностью, а слова и цифры, наложенные на изображения, начали искрами пролетать мимо него.