— Ты хотела узнать, добилась ли она успеха. И она ответила тебе, что добилась.
— Да. Она преуспела… в выполнении твоего плана. Выполнила Стеклянный договор. Но это вовсе не то… чего желала я.
— Исполнение твоего желания не принесло бы тебе ни малейшей пользы. Прошу тебя, верь мне, моя супруга, моя сестра. Многое произошло между нами за эти годы, но мы с тобой никогда не лгали друг другу. Возможно, мой рискованный план осуществится и принесет плоды, как иссохшее дерево, оживающее неожиданно для всех.
— Но какое это имеет значение? — услышал он в ответ. — Уже ничего не изменить. Все, что мы любим, неминуемо должно погибнуть.
Ее мысли были так тяжелы, что пригибали его к земле. Иннир невольно встряхнул головой, пытаясь избавиться от их власти, — так человек, бредущий по горной тропе в окружении туч, пытается развести их руками.
— Ты не права. — Король выпрямится, вновь обретая самообладание. — Надежда, вот единственное, что нам осталось. И я не собираюсь терять надежду.
— На что мне надеяться? Ты сам знаешь, что не на что. А у тебя есть надежда? — В ее словах король почувствовал насмешку — странный горьковатый привкус, столетиями проникавший в его кровь, как медленная отрава. — На что ты надеешься, Иннир?
— Надеюсь, судьба не готовит мне непосильных испытаний, — ответил король. — Мне известно, что Ясаммез доверила стекло самому верному и храброму из своих служителей, Джаиру.
— Воину из племени Изначальных? Но он так молод.
— Это не помешает ему доставить стекло. Он знает, как это важно, и его не остановят никакие препятствия. Не отчаивайся, моя королева. Не позволяй сумраку завладеть твоими помыслами. Все еще может измениться.
— Да, все еще может измениться, — откликнулась она. — Такова природа вещей.
Мысли королевы становились все более слабыми и размытыми, ее вновь влекла темнота беспробудного сна. Напрягая все силы, король уловил последний всплеск ее сознания.
— В этом мире все меняется к худшему. И мы ничего не можем с этим поделать.
Потом мысли ее растворились в темноте. Перед слепым королем вновь была лишь ее оболочка, безмолвная и недвижимая. Жуки, сидевшие на стенах, снова пришли в движение, переливы радужных крыльев окрасили комнату в разные цвета. Несколько мгновений спустя жуки тоже замерли и погрузились в сон.
* * *
Они вернулись.
Темные люди, безликие люди, которые гнались за ним по бесконечным коридорам, бесшумно скользя меж колеблющихся теней, словно сами были всего лишь тенями. Может, ему привиделся ночной кошмар? Тяжкое видение, порожденное лихорадкой? Но почему тогда никак не удается проснуться?
«Где я?»
Висевшие на стенах гобелены почернели и обуглились. Южный Предел.
Коридоры и залы замка были так же хорошо знакомы, как вид своей собственной ладони. Значит, сном было все остальное? Томительно долгие дни, проведенные в промозглом лесу за Границей Теней? Джаир — безликий воин сумеречного племени, и капитан королевских гвардейцев Феррас Вансен, и одноглазый исполин, от голоса которого раскалывалась голова. Неужели все это — лишь игра его воображения?
Он бежал, запыхавшийся и неуклюжий, и безликие люди в черном следовали за ним по пятам, перетекали из коридора в коридор, теряя четкие очертания, огибая углы и струясь вдоль стен. Потом они вновь приобретали человеческое обличье, простирали к нему длинные руки, едва не касаясь его пальцами. А он бежал и бежал между горящими гобеленами, а мысли его путались, как хлопья пепла, кружившиеся в раскаленном воздухе.
«Кто я такой? Кто я такой?»
Он чувствовал, что распадается на части, подобно кукле «кори», брошенной в костер во время празднества в ночь Эрила. Конечности его беспомощно мотались, голова походила на мешок с соломой, готовый вспыхнуть и запылать от первой же искры.
«Кто я такой? Кто я такой?»
Ему нужна опора, прочная и холодная, как камень, способная удержать от распада на пылающие куски. Он бежал, и ему казалось, что с каждым шагом он становится все меньше. Он терял себя и чувствовал, что вскоре исчезнет без остатка. Безликие люди, прежде передвигавшиеся бесшумно, громко топотали у него за спиной, и этот топот эхом отдавался у него в голове, сливаясь с шумом крови — его дурной, отравленной крови.
«Я похож на отца, но я хуже, гораздо хуже. Сейчас я вспыхну изнутри и сгорю, превращусь в горсть пепла».
Он испытывал боль, невыносимую боль. Он и не знал, что бывает такая боль. Как будто тысячи игл вонзались в его кожу, раскаленный добела металл входил в мозг, а в голове разрывались пушечные снаряды. Он хотел одного: избавиться от этой боли, но не знал, как. Разве человек может убежать от своей собственной крови?
Где же Бриони? Южный Предел уже не походил на родной дом, коридоры замка наполнились огнем и злобными тенями, с обуглившихся гобеленов и картин взирали враждебные лица. Но сестра не могла измениться столь разительно. Она непременно придет ему на выручку. Она удержит его от распада, она поможет ему вспомнить, кто он такой. Она назовет его по имени — о, как бы он хотел услышать собственное имя! — и положит прохладную ладонь на пылающий лоб. Тогда он забудется сном, благодатным, целительным сном. О, если бы он сумел отыскать Бриони, безликие преследователи остались бы ни с чем — он ускользнул бы от них, и они растеклись бы по стенам и коридорам, слившись с тенями. Бриони. Его сестра-близнец. Неужели он больше никогда не увидит ее?
— Бриони! — закричал он во всю глотку. — Бриони! — повторил он, и голос его сорвался на визг. — Помоги мне!
В следующее мгновение он споткнулся и упал; волна боли накрыла его с головой, когда он ударил свою покалеченную руку о каменный пол. Нет, это никак не может быть ночным кошмаром — боль слишком реальна. Сделав над собой отчаянное усилие, он поднялся и вновь пустился бегом. Он не мог остановиться, не мог дать себе ни малейшей передышки до тех пор, пока не найдет сестру. Остановиться означало умереть, в этом у него не было ни малейших сомнений. Люди-тени незамедлительно набросятся на него и разорвут на части.
На бегу он покачивал горящую от боли руку — свою несчастную руку, которую он пестовал всю жизнь, как больное дитя; уродливую руку, которую он так ненавидел. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что находится в огромной пустой комнате. Дальние углы тонули в сумраке, но сквозь высокие окна в помещение проникали наклонные снопы света. Он сразу узнал Портретный зал. Кроме него, тут не было ни души, он это чувствовал. Безликие преследователи, как видно, потеряли его из виду. Но он слышал их бормотание и понимал, что вскоре они будут здесь. Останавливаться нельзя.
Прямо перед ним висела картина; прежде он часто скользил по ней взглядом, но не обращал на нее особого внимания. То был портрет какой-то старинной королевы, чьего имени он, разумеется, не помнил. Бриони наверняка знала, кто здесь изображен. Она, его любимая сестра, всегда интересовалась всякими древними королевами и обожала пускать пыль в глаза. А ему не было никакого дела до предков. Но теперь, глядя в обрамленное темными волосами лицо женщины, он чувствовал, что ее взгляд обладает неодолимой притягательностью.