В небе ярко сияло солнце, хотя там и сям виднелись облака, – и, разумеется, дальше к югу, над домом Доброго Доктора, они собрались целой грудой. Северный ветер принес холодную струю. Мы двигались без дороги, по осенним краскам – коричневым, красным, желтым – и почва была сырой, хоть и не пропитанной еще водой, как губка. Я вдыхал запахи леса и земли. Из одной трубы вдалеке вился дымок, и я думал о Древних Богах и спрашивал себя, как может все измениться, если откроется путь к их возвращению. Мир может быть хорошим местом, или плохим, и без сверхъестественного вмешательства; мы выработали свои собственные способы действий, определили для себя добро и зло. Некоторые боги хороши для достижения отдельных идеалов, а не для осуществления реальных целей, здесь и сейчас. Что же касается Древних, то я не видел выгоды поддерживать отношения с теми, кто совершенно трансцендентален. Мне нравится абстрактно рассматривать все эти вещи, в платонических сферах, а не быть вынужденным заниматься их физическими проявлениями… Я вдыхал запахи горящих дров, глины, упавших с дерева гниющих яблок, возможно, все еще покрытых утренней изморозью в тени фруктовых садов, видел высоко летящий, перекликающийся клин, направляющийся к югу. Я слышал, как крот роет землю под моими ногами…
– Растов так и пьет каждый день? – спросил я.
– Нет, – ответил Шипучка. – Он начал только накануне новолуния.
– К нему приезжала Линда Эндерби?
– Да. Они долго беседовали о поэзии и о ком-то по имени Пушкин.
– Ты не знаешь, она видела Альхазредскую Икону?
– Так тебе известно, что она у нас… Нет, пьяный или трезвый, он никому бы ее не показал до того времени, как в ней возникнет нужда.
– Когда я сегодня искал тебя, я видел у него в руках нечто напоминающее икону. Она из дерева, примерно высотой в три дюйма и длиной в девять?
– Да, он достал ее сегодня из тайника. Всякий раз, впадая в особенно глубокую депрессию, он говорит, что она придает ему бодрости, чтобы «отправиться на берега Гали и поразмышлять над законами разрушения», а затем обдумать, как ему все это использовать.
– Это можно понять почти как заявление Закрывающего, – заметил я.
– Иногда я думаю, Нюх, что ты – Закрывающий.
Наши взгляды встретились, и я остановился. В некоторых случаях приходится рисковать.
– Это правда, – сказал я.
– Черт побери! Значит, мы не одни!
– Давай оставим эту тему, – сказал я. – Даже не будем больше говорить об этом.
– Но ты можешь хотя бы сказать мне, знаешь ли ты о ком-нибудь из остальных.
– Не знаю, – ответил я.
Я снова двинулся в путь. Сделан небольшой рывок, одержана маленькая победа. Мы миновали пару коров, жующих с опущенной головой. Негромкий раскат грома раздался со стороны дома Доброго Доктора. Посмотрев налево, я разглядел свой холм, который прозвал Гнездом Пса.
– Эта могила дальше к югу, чем первая? – спросил я, когда мы свернули на тропинку, которая вела в том направлении.
– Да, – прошипел он.
Я все старался представить себе схему, растянутую по новым направлениям из-за появления этих новых точек обитания. То, что я то находил, то снова терял варианты расположения центра, меня раздражало. Казалось, эти силы играли со мной злые шутки. И особенно трудно было отказываться от тех вариантов, которые выглядели самыми подходящими.
Наконец наш путь закончился в месте, которое было похоже на чье-то семейное кладбище. Только семья, которой оно некогда принадлежало, давно исчезла. Разрушенное строение виднелось на вершине ближнего холма. От него остался едва заметный фундамент, не более. И я увидел, что кто-то присвоил себе останки этой семьи, когда Шипучка вывел меня на заросшее кладбище, ограда которого сохранилась только с восточной стороны, да и та покосилась.
Он провел меня через высокую траву к большой каменной плите. По ее периметру виднелись свежие следы лопаты, а камень был поднят и сдвинут в сторону, оставляя узкую щель, через которую я должен был протиснуться.
Я засунул туда нос и понюхал. Пыль.
– Хочешь, чтобы я проверил? – спросил Шипучка.
– Давай вместе спустимся, – ответил я. – После такой прогулки я хочу, по крайней мере, взглянуть.
Я пролез в щель и спустился по неровным ступенькам. Под ними оказалась лужа, и я перешагнул через нее. Там были еще и другие лужи, и я не смог обойти их все. Было темно, но в конце концов я различил открытый гроб, установленный на возвышении. Второй гроб сдвинули в сторону, чтобы освободить место.
Я подошел и понюхал вокруг. Какие запахи я ожидал почуять, не знаю. В ту ночь, когда мы встретились, у Графа не было никакого запаха, очень обескураживающее явление для моего темперамента и обонятельного аппарата. Подойдя поближе и привыкнув к темноте, я удивился, почему он оставил открытой крышку. Это казалось мне странным для личности с его убеждениями.
Встав на задние лапы, я оперся передней о край гроба и заглянул внутрь.
– Что такое? – спросил рядом голос Шипучки, и я осознал, что только что тихо тявкнул.
– Игра пошла всерьез, – ответил я.
Он взобрался на постамент, потом на торец гроба, где приподнялся в воздух и стал похож на головной убор фараонов.
– Вот это да! – произнес он.
Внутри и поверх длинного черного плаща лежал скелет. На нем все еще был надет темный костюм, теперь несколько пострадавший, распахнутый спереди. Большой деревянный кол торчал из груди и под небольшим углом уходил далеко вниз, слева от позвоночного столба. Все было покрыто толстым слоем сухой пыли.
– Похоже, его новое место было не таким тайным, как он считал, – заметил я.
– Интересно, он был Открывающим или Закрывающим? – сказал Шипучка.
– Я бы предположил, что Открывающим, – ответил я, – думаю, теперь мы этого никогда не узнаем.
– Кто его пригвоздил, как ты считаешь?
– Пока не имею представления, – сказал я, опускаясь на все четыре и отворачиваясь. Потом я прищурился, вглядываясь в углы и трещины.
– Ты нигде не видишь Иглу? – спросил я.
– Нет. Думаешь, они его тоже достали?
– Возможно. Если он все же появится, его непременно надо расспросить.
Я взобрался по ступенькам и вынырнул на свет. Мы отправились обратно.