Миниатюрные воины Ситки рассыпались по всему покрытому туманом озеру. В какой-то момент ему удалось найти место, где их было больше, чем где-либо, и некоторое время Саймон сражался бок о бок с троллями. Там он увидел Ситки — ее копье двигалось быстро, как змеиное жало, круглое лицо превратилось в такую свирепую маску, что девушка стала похожа на маленького снежного демона. В конце концов подводные течения битвы снова разнесли их в разные стороны. Бой один на один не особенно удавался троллям; Саймон довольно быстро понял, что маленькие воины приносят гораздо больше пользы, быстро двигаясь между всадниками Фенгбальда и нанося молниеносные удары. Бараны держались на ногах прочно, как кошки, и, хотя то тут, то там Саймону встречались убитые и раненые кануки, ему казалось, что от рук маленьких воинов пало не меньше, а может быть и больше солдат Фенгбальда.
Сам Саймон выдержал еще несколько стычек и в более или менее равном бою убил еще нескольких тритингов.
Только вступив в бои с одним из них, Саймон неожиданно понял, что эти люди не считают его ребенком. Он был выше своего противника и благодаря кольчуге и шлему наверняка казался огромным бесстрашным бойцом. Приободрившись, он возобновил атаку, тесня тритинга назад. Когда лошадь тритинга грудь с грудью сошлась с Домой, Саймон вспомнил уроки Слудига. Он сделал вид, что замахнулся, и наемник клюнул на удочку, слишком далеко наклонившись, чтобы нанести ответный удар. Позволив наемнику выйти из равновесия, Саймон с силой ударил его щитом по шлему и одновременно ткнул мечом в щель между нагрудными доспехами. Наемник оставался в седле, пока Саймон вытаскивал меч, но прежде, чем юноша успел развернуться, его бывший противник уже рухнул на окровавленный лед.
Задыхаясь и торжествуя, Саймон огляделся, пытаясь понята, на чьей стороне преимущество.
Всякая вера в благородство войны, какая еще сохранялась у Саймона, умерла за этот долгий день на замерзшем озере. Среди отвратительной резни, когда друзья и враги одинаково корчились на окровавленном льду и очень часто из-за страшных ран не было видно лиц; когда отчаянные крики умирающих звенели у него в ушах; когда даже воздух казался загустевшим от резких запахов пота и крови — Саймон понял, как прав был Моргенс, назвавший когда-то войну «адом на земле, устроенным нетерпеливым человечеством, чтобы не приходилось подолгу ждать Страшного суда». Для Саймона, пожалуй, хуже всего была нелепая несправедливость всего этого. За каждого рухнувшего рыцаря гибло полдюжины пехотинцев. Несчастные лошади испытывали мучения, которым не подвергали даже убийц и предателей. Саймон видел, как кричали лошади; с перерезанными случайным ударом сухожилиями, которых оставляли погибать на льду. Никто и никогда не спрашивал у них, хотят ли они воевать — их просто заставили, так же как Саймона и прочих жителей Нового Гадринсетта. Даже королевские гвардейцы, возможно, хотели бы быть где-нибудь в другом месте, а не на этой бойне, куда привели их долг и преданность. Только наемники были здесь по собственному желанию. Мысли этих людей внезапно показались Саймону чуждыми и непонятными, как мысли пауков или ящериц — а может быть и более, потому что мелкие бессловесные твари как правило бежали от опасности. Они просто безумны, понял Саймон, и в этом заключается великая скорбь мира — безумцы были достаточно сильными и несправедливыми, чтобы навязывать свою волю слабым и миролюбивым. Если Бог допускает такое безумие, не мог не подумать Саймон, значит он давным-давно потерял свою власть.
Солнце исчезало в вышине, прячась за облаками; уже нельзя было сказать, сколько часов бушует сражение, когда снова протрубил рог Джошуа. На этот раз туман прорезал звонкий сигнал сбора. Саймон, уверенный, что за всю жизнь ему не случалось уставать больше, повернулся к нескольким троллям, бывшим неподалеку и крикнул: Соса! Пойдем!
Через несколько секунд он едва не сбил с ног Ситки, стоявшую над убитым бараном, лицо ее все еще сохраняло страшное спокойствие. Саймон наклонился и протянул руку. Ситки ухватилась за нее холодными сухими пальцами и подтянулась на стремя. Саймон помог ей забраться в седло.
— Где Бинабик? — спросила девушка, стараясь перекричать шум.
— Не знаю. Джошуа зовет нас. Мы идем к Джошуа. Снова затрубил рог. Люди Нового Гадринсетта быстро отступали, как будто у них не оставалось сил, чтобы еще хоть секунду провести на поле битвы — что, возможно, было не так уж далеко от истины — они, казалось, почти испарялись, как исчезает след пены на песке, после того как отхлынет волна. Группа из полудюжины троллей и нескольких пехотинцев Деорнота оказалась отрезанной от других защитников; со всех сторон их окружали эркингарды. Саймон знал, что без помощи им не удастся прорвать окружение. Он оглядел свой маленький отряд и поморщился. Конечно, их слишком мало, чтобы можно было что-нибудь сделать. А эти тролли слышали сигнал к отступлению так же как Саймон — и разве его долг спасать всех? Он устал, истекал кровью, был испуган, и убежище было всего в нескольких эллях — он уцелел, что само по себе было чудом! — во этих храбрых ребят нельзя были оставить погибать.
— Мы идем туда? — спросил он Ситки, показывая на кучку окруженных защитников.
Она посмотрела и устало кивнула, потом крикнула что-то нескольким сопровождавшим их канукам, а Саймон развернул Домой и скользящей рысью двинулся к гвардейцам. Тролли последовали за ним. На сей раз не было ни выкриков, ни пения: маленький отряд скакал в молчании крайнего изнеможения.
И тогда начался новый кошмар резни и рубки. У Саймона верх щита был разбит ударом меча и щепки разноцветного дерева разлетелись во все стороны. Некоторые из его собственных ударов встречали какое-то твердое препятствие, но окружающий хаос не давал ему возможности понять, куда именно он попал. Окруженные люди и тролли, увидев, что пришла помощь, удвоили свои усилия и в конце концов прорубили себе дорогу, хотя по меньшей мере один канук при этом был убит. Его забрызганный кровью баран, стряхнув застрявший в стремени сапог хозяина, отскочил от тела и пустился бежать через озеро, как будто его преследовали все силы ада; делая бешеные зигзаги, он исчез в сгущающейся мгле. Уставшие гвардейцы, которые испытывали не большее желание продолжать бой, чем Саймон и его товарищи, сражались свирепо, но потихоньку отступали, пытаясь подогнать защитников к основным силам Фенгбальда. Наконец Саймон увидел брешь и окликнул Ситки. С последними усилиями солдат, лошадей, троллей и баранов отряд Саймона вырвался из кольца гвардейцев и ринулся к Сесуадре и надежному убежищу баррикады.
Рог Джошуа протрубил снова, когда Саймон с троллями — их оставалось меньше сорока, как с тревогой заметил юноша, — достигли огромной бревенчатой стены перед горной тропой. Вокруг толпилось множество других защитников, и даже те из них, которые не были ранены, выглядели почти такими же серыми и безжизненными, как умирающие и истекающие кровью. Тем не менее несколько тритингов Хотвига хрипло пели, и Саймон увидел, что у одного из них, покачиваясь в такт движениям лошади, с луки седла свисает что-то похожее на две окровавленные головы.
Саймон испытал огромное облегчение, увидев перед баррикадой самого принца Джошуа, Он размахивал в воздухе Найдлом, крича слова ободрения возвращающимся воинам. Лицо его было усталым и мрачным.