— Господи, спаси наши души. Святого Ликтора убили, демоны и духи бродят в ночи даже в самом Хейхолте, — ее передернуло, когда она вспомнила то, что видела как-то недавно ночью из окон флигеля для прислуги. Привлеченная к окну не звуком или зрелищем, а каким-то непередаваемым чувством, она неслышно покинула своих спящих подопечных и, взобравшись на табурет, высунулась из окна, чтобы взглянуть вниз на обнесенный живой изгородью сад. Там, среди неясных теней подстриженных под разных животных кустов, стояли в кругу фигуры, одетые в черное. Почти задохнувшись от ужаса, Рейчел потерла свои старческие ненадежные глаза, но фигуры эти не были ни сновидением, ни просто миражом. Пока она смотрела, одна из фигур в капюшоне обернулась и взглянула вверх на нее, глаза ее казались темными дырами на трупно-бледном лице. Рейчел бросилась назад и юркнула в свою жесткую постель, натянув одеяло на голову, и пролежала в этом страхе, лишившем ее сна и покрывшим ее тело холодным потом, до самого рассвета.
До этого безумного года Рейчел доверяла своему суждению с той же железной решимостью, с которой она доверяла своему Богу, своему королю и верила в необходимость соблюдения чистоты и порядка. Два дня после ночного видения она бродила по замку в каком-то тумане, механически выполняя свои обязанности, с ужасом думая, не превратилась ли она в ту полоумную старуху, в которую поклялась себе не превращаться, предпочитая смерть.
Но, как ей вскоре удалось установить, если главная горничная сошла с ума, то болезнь ее заразна. Многим другим также привиделись те же бледнолицые призраки. Уменьшившийся в размерах рынок в Центральном ряду был полон перешептываний о том, что какие-то существа бродят по городу и селу. Кто-то говорил, что это призраки жертв Элиаса, которые не в силах заснуть, пока их головы торчат на шестах над Нирулагскими воротами. Другие говорили, что Элиас и Прейратс заключили сделку с дьяволом и что эти бессмертные исчадия ада добились для него падения Наглимунда и теперь ждут его приказаний в отношении подобных богопротивных дел.
Рейчел Дракон когда-то не верила ничему, что выходило за рамки преподносимых отцом Дреозаном церковных истин, и она даже сомневалась, что сам принц демонов способен в решающий момент преградить ей путь, раз на ее стороне был Узирис и ее собственный здравый смысл. Теперь Рейчел стала такой же суеверной, как самая последняя служанка, потому что она видела. Своими собственным двумя глазами видела хозяев ада в замковом саду. Можно не сомневаться, что близится Судный день.
Из мрачной задумчивости Рейчел вывел шум на улице. Она посмотрела вперед, прикрыв глаза от летящего в лицо снега. Стая собак дралась из-за чего-то в уличной грязи, рыча и завывая. Она отошла к краю дороги и пробиралась, прижимаясь к стенам зданий. По улицам Эрчестера всегда бегали собаки, но сейчас, когда в городе осталось так мало людей, они совсем одичали. Владелец лавки рассказал ей, что несколько собак запрыгнули в окно на одной из ближайших улиц, набросились на женщину, лежавшую в постели, и загрызли ее насмерть. Подумав об этом, Рейчел содрогнулась от страха. Она остановилась, не зная, удастся ли ей пройти мимо них, оглядела дорогу, но никого не увидела. На расстоянии двух фарлонгов двигались какие-то неясные фигуры, но слишком далеко, чтобы прийти на помощь. Она проглотила ком в горле и двинулась вперед, не отрывая руки от стены, а другую тесно прижимая к груди. Пробираясь мимо дерущихся собак, она поискала глазами на всякий случай какую-нибудь открытую дверь.
Трудно было рассмотреть, из-за чего возникла эта свара, так как и собаки и добыча были вымазаны темной грязью. Один из кобелей поднял голову от клубка тощих животов и костлявых задов, пасть его растянулась в дурацкой усмешке, язык болтался. Его грязный нос и раскрытая пасть вдруг навели ее на мысль о грешнике, приговоренном гореть вечным огнем, потерянной душе, которая забыла все, что когда-либо знала о красоте и счастье. Зверюга молча смотрел на нее, стоя под градом, который сыпался на тонущую в грязи улицу.
Наконец, снова привлеченный возней своих собратьев, пес отвернулся от нее. С рычанием он нырнул обратно в груду дерущихся тел.
Со слезами на глазах Рейчел опустила голову и, пригнувшись против ветра, заспешила обратно в Хейхолт.
Гутвульф стоял рядом с королем на балконе, с которого был виден внутренний двор. Элиас, казалось, пребывал в необычайно приподнятом настроении, даже несмотря на очень скромный размер толпы, согнанной, чтобы наблюдать парад эркингардов.
Гутвульф слышал разговор своих воинов о ночных ужасах, которые опустошали залы Хейхолта и дома в Эрчестере. Не только мало народу собралось, чтобы увидеть короля, но среди этих собравшихся царило какое-то беспокойство. Гутвульф не сразу решился бы пройти без оружия через эту толпу, надев на себя перевязь с надписью Рука Короля.
— Проклятая погода, а? — заметил Элиас, устремив свои зеленые глаза на мельтешащих перед ними всадников, которые пытались удержать лошадей на месте, несмотря на крупный град. — Необычно холодно для анитула, а, Вульф?
Гутвульф удивленно обернулся, не понимая, считать ли это шуткой. Это совершенно необъяснимая погода была главной темой разговоров в замке на протяжении нескольких месяцев. Было гораздо холоднее, чем обычно. Подобная погода просто пугала и усиливала ощущение надвигающегося несчастья.
— Да, сир, — было все, что он сказал. Он уже твердо решил для себя: он готов возглавить поход эркингардов, как того требует король; но как только он и его войско окажутся вне досягаемости короля, сам Гутвульф ни за что не вернется. Пусть преступно беззаботные идиоты, вроде Фенгбальда, выполняют королевские поручения. Гутвульф возьмет тех солдат, которые захотят, и вместе со своими преданными утаньятцами перейдет на службу к Джошуа, брату Элиаса. Или, если слухи о том, что принц жив — всего лишь слухи, граф и те, кто за ним последует, найдут какое-нибудь место, где смогут сами устанавливать правила и порядки, подальше от этого существа с воспаленным мозгом, которое когда-то было его другом.
Элиас жесткой рукой похлопал его по плечу, потом наклонился и по-королевски взмахнул рукой. Двое стражей подняли трубы и проиграли боевой сигнал. Сотня всадников удвоила усилия, пытаясь выстроить нервничающих лошадей в один ряд. Королевский изумрудный штандарт с драконом хлопал на ветру, угрожая вырваться из руки знаменосца. Только несколько человек в толпе зрителей издали приветственные крики, которые тут же потонули в шуме ветра и падающего мокрого снега.
— Может быть, вы позволите мне спуститься к ним, ваше величество? — тихо попросил Гутвульф. — Лошади беспокоятся из-за бурной погоды. Если они понесут, то вмиг сомнут толпу.
Элиас нахмурился.
— Что? Тебя беспокоит немного крови под копытами? Они закалены в боях — на этот счет можешь не тревожиться. — Он обратил свой взгляд на графа Утаньята. Глаза его были настолько чужими, что Гутвульф беспомощно моргнул. — Так всегда и бывает, как тебе известно, — продолжал Элиас, растянув в улыбке губы. — Или ты сметаешь то, что стоит у тебя на пути, или сметают тебя. Середины не бывает, друг мой Гутвульф.
Граф долго выдерживал взгляд короля, потом отвел глаза, бросив отчаянный взгляд на толпу внизу. Что это значит? Неужели Элиас подозревает? Неужели все это представление сделано специально для того, чтобы обвинить старого товарища и отослать голову Гутвульфа вслед за другими, которые гроздьями черных ягод обрамляют верхний пролет Нирулагских ворот?