— Будем забирать очень немного свечей, — прошептал он. — Таким образом мы получим возможность оберегать факелы в наших сумках для более очень позднего времени.

Мириамель вернулась и вытащила из подсвечников две свечи. Она чувствовала легкие угрызения совести, поскольку Дометис был по-своему добр к ним, но рассудила, что их главная цель важнее случайного воровства и, может быть, епископ будет вознагражден когда-нибудь, увидев, как восстанавливают его обожаемый собор. Она с интересом подумала, будут ли здесь тогда привечать воронов — хорошо бы, чтоб не привечали.

Держа по свече, Мириамель и Бинабик осторожно спускались по узкой лестнице. Многие века использования стерли каменные ступени в центре, и вниз струился желобок, подобный высохшему руслу реки. Они сошли со ступеней в помещение с низкими потолками и остановились, чтобы оглядеться. Стены по обеим сторонам напоминали пчелиные соты, состоящие из небольших ниш, в каждой из которых покоилась безмолвная каменная фигура в сутане и с другими принадлежностями церковных деятелей. Не считая этого, узкий зал казался абсолютно пустым.

Бинабик указал на один проход, выглядевший заброшенным.

— Я предполагаю, нам следует уходить в ту сторону.

Мириамель заглянула в темный коридор. Белые отштукатуренные стены были чистыми, ничего, претендующего на святость, там не было. Она глубоко вздохнула.

— Пошли.

В соборе два ворона слетели с потолка и, сделав несколько быстрых кругов, приземлились на алтаре. Их блестящие глаза не отрывались от двери в катакомбы. Но они не были единственными наблюдателями. Странная фигура отделилась от темной стены и осторожно прокралась через собор. Она прошла мимо алтаря, ступая так же тихо, как Мириамель и тролль, потом постояла мгновение перед дверью в подвал, словно прислушиваясь. По прошествии некоторого времени темная фигура скользнула в дверь и стала тихо спускаться по ступеням.

После этого ничего не было слышно в темном соборе: только ровный храп епископа и шелест крыльев.

8. КОРНИ БЕЛОГО ДЕРЕВА

Саймон смотрел на эту удивительную вещь довольно долго. Он подошел поближе, потом нервно отскочил. Как это может быть? Наверное, это сон, как и многое другое в этих бесконечных туннелях.

Он протер глаза, потом снова взглянул. Тарелка стояла в нише у лестницы на уровне груди. На ней, разложенные как на королевском банкете, лежали маленькое зеленое яблоко, луковица, горбушка хлеба. Рядом стояла закрытая керамическая миска.

Саймон отскочил, дико озираясь. Кто мог это сделать? Зачем кому-то оставлять прекрасный ужин на пустой лестнице в глубинах земли. Он поднял свой догорающий факел, чтобы еще раз осмотреть волшебное угощение.

В это было трудно поверить — невозможно поверить. Он блуждал уже многие часы после того, как оставил огромный пруд, пытаясь идти вверх, но был совершенно не уверен, что извивающиеся мосты, ведущие вниз коридоры и причудливые лестницы не уводят его еще глубже в землю, вне зависимости от того, по скольким ступеням он взобрался. Пламя его факела становилось все слабее, пока не превратилось в желтоватую искорку, которую мог задуть самый легкий ветерок. Он старался не думать о том, что будет потерян навсегда, умрет от голода в темноте, и потом вдруг нашел это… Этот мираж. Дело было не только в еде, хотя от одного ее вида рот его наполнился слюной, а пальцы конвульсивно сжались. Нет, это означало, что где-то поблизости должны быть люди — а значит, и свет, и свежий воздух. Даже стены, грубо обработанные людьми, говорили о близости поверхности. Он был почти спасен!

Подожди-ка, он остановился, уже протянув руку к яблок. Что, если это ловушка? Что, если они узнали, что внизу кто-то есть, и пытаются выманить его?

Но кто могут быть эти «они»? О том, что он тут, могут знать только его друзья, буккены да духи ситхи из призрачного замка. Нет, кто-то принес сюда ужин, а потом почему-то ушел, забыв его забрать.

Если он все-таки настоящий.

Саймон протянул руку, готовый к тому, что еда исчезнет, превратится в пыль… но этого не случилось. Его пальцы сомкнулись на яблоке. Оно было твердым и гладким. Саймон схватил его, быстро понюхал — хотя кто его знает, как пахнет яд, — и откусил.

Спасибо тебе, милостивый Узирис, спасибо тебе!

Это было… замечательно. Плод был неспелый, сок его терпкий и кисловатый, но Саймону казалось, что в его руках зеленая жизнь, и солнце, ветер и дождь хрустят на его зубах, когда он откусывал кусочек. На некоторое время он забыл обо всем, смакуя это великолепие.

Он поднял крышку с миски, понюхал, чтобы убедиться, что это действительно вода, потом выпил ее жадными глотками. Когда миска опустела, он схватил с тарелки еду и ринулся назад по коридору, ища надежного убежища, чтобы спокойно поесть.

Саймон боролся с собой, стараясь растянуть яблоко, хотя каждый глоток казался годом возвращенной ему жизни. Когда он закончил и облизал липкие от сока пальцы, его тоскующий взор обратился к хлебу и луковице. С удивительным самообладанием Саймон в конце концов запихнул их в карман штанов. Даже если он выберется на поверхность и найдет такое место, где есть люди, нет никакой гарантии, что его накормят. Если он выйдет наружу в Эрчестере или в одном из маленьких селений по берегам Кинслага, то, возможно, найдет какое-нибудь укрытие или даже союзников — но если это случится в Хейхолте, ему никто не поможет. Ну а если еда вовсе не означает близости людей — что ж, тогда он с благодарностью съест хлеб и лук, когда пройдет эффект от этого совершенного яблока.

Он поднял факел — теперь его прозрачно-голубое пламя стало еще более тусклым — вышел в коридор и шел вперед, пока не достиг развилки. Озноб охватил его. В какую сторону он повернул? Он так торопился убежать подальше от того, кто мог бы вернуться за едой, что действовал без обычной осторожности. Сделал ли он левый поворот, как и следовало? Он не был в этом уверен.

Ему ничего не оставалось, кроме как снова воспользоваться своим методом. Он выбрал левое ответвление: через несколько мгновений он убедился, что ошибся: этот путь вел вниз. Он вернулся и пошел по другому коридору, но этот тоже спускался. Недолгое исследование показало, что все проходы ведут туда же. Он вернулся к тому месту, где съел яблоко, и нашел брошенный огрызок, но когда он поднес к земле догорающий факел, то увидел, что следы на пыльном полу ведут в ту сторону, откуда он пришел.

Будь проклято это место! Будь проклят этот сумасшедший лабиринт!

Саймон вернулся обратно к развилке. Что-то случилось, в этом не было сомнений — туннели снова изменились каким-то странным образом. Смирившись, он выбрал дорогу, уходившую вниз под меньшим углом, и снова пустился в путь.

Коридор извивался и поворачивал, уводя его в глубину. Скоро на стенах опять появились признаки работы ситхи: изящная резьба под вековой грязью. Проход расширился, потом еще расширился. Он вышел на широкое открытое место, и понял это только по тому, как звучало эхо от его шагов, — его факел едва тлел.