— Жизнь и без того сложная штука. Можно было бы обойтись и без войн между бессмертными и тому подобного. Ах, Изорн, неужели мир никогда не наступит?!
— Когда-нибудь, — сказал риммер. — Когда-нибудь обязательно.
Эолер крепко сжал его руку, прежде чем отпустить ее.
— Джирики сказал, что через два дня ситхи уйдут. Ты пойдешь с ними или вернешься в Эрнистир вместе со мной?
— Еще не знаю. В зависимости от того, как будет чувствовать себя моя голова. Пока что я не могу ехать с мало-мальски приличной скоростью.
— Тогда поезжай со мной, — сказал, поднимаясь, граф. — Теперь мы не торопимся.
— Будь здоров, Эолер.
— Ты тоже. Если хочешь, я зайду попозже и принесу немного этого ситхианского вина. Это как раз то, что тебе нужно, чтобы снять боль.
— Боль-то оно, может быть, и снимет, — рассмеялся Изорн. — Но, боюсь, и рассудок повредит. Но мне все равно. Я никуда не собираюсь и не должен ничего делать. Приноси вино, если сможешь.
Эолер похлопал друга по плечу и вышел из шатра под удары колючего ветра.
Дойдя до шатра, в котором лежала Мегвин, он снова был поражен мастерством ситхи. Маленькая палатка Изорна была крепкой и хорошо сшитой, но холодный воздух все равно пробивался внутрь, а тающий снег затекал на пол. Шатер Мегвин сделали ситхи, поскольку Джирики хотел устроить ее с максимальным удобством, и, хотя блестящая ткань была такой тонкой, что казалась почти прозрачной, переступив через порог, он почувствовал себя в добротно построенном доме. Шторм, сотрясавший Наглимунд, ревел как будто за много миль отсюда. Но зачем им это, подумал Эолер, ведь сами ситхи не обращают никакого внимания на холод и сырость.
Кира'ату подняла глаза, когда вошел Эолер. Мегвин, распростертая на матрасе под тонким одеялом, беспокойно двигалась, но глаза ее были по-прежнему закрыты, и смертельная бледность покрывала ее лицо.
— Есть перемены? — спросил Эолер, уже зная ответ.
Она слегка пожала плечами:
— Она борется, но, боюсь, у нее не хватит сил ослабить хватку того, что овладело ею. — Ситхи казалась равнодушной, ее золотистые глаза ничего не выражали, но граф знал, сколько времени она проводит у постели Мегвин. Они просто были другими, эти бессмертные; бессмысленно было судить о них по лицам и даже голосам. — Она говорила какие-нибудь слова? — внезапно спросила Кира'ату.
Эолер смотрел, как пальцы Мегвин вцепились в край одеяла, царапая что-то несуществующее.
— Говорила, да, но я ничего не понял. А то, что я слышал, было только бормотанием. Я не разобрал слов. Ситхи подняла серебристую бровь:
— Мне кажется, я слышала. — Она посмотрела на свою подопечную, чьи губы теперь беззвучно шевелились.
— Вам кажется, вы слышали… что?
— Речь Сада, — Кира'ату вытянула руки, сложив пальцы щепотью, — то, что вы назвали бы языком ситхи.
— Может быть, она выучила несколько слов, пока мы вместе путешествовали и сражались. — Эолер придвинулся ближе. При виде неустанно двигающихся рук Мегвин у него щемило сердце.
— Это возможно, — согласилась целительница, — но она говорила так, как если бы сама была зидайя.
— Что это значит? — Эолер был смущен и раздражен.
Кира'ату поднялась:
— Простите меня. Мне следовало поговорить об этом с Джирики и Ликимейей, а не беспокоить вас. И в любом случае это не имеет значения, я полагаю. Простите, граф Эолер. Я хотела бы сообщить вам более приятные новости.
Он опустился на землю подле Мегвин.
— Это не ваша вина. Вы были очень добры. — Он протянул руку, чтобы Мегвин могла схватиться за нее, но холодные пальцы девушки пугливо отодвинулись. — Укуси меня Багба, чего она хочет?
— Тут есть что-нибудь, что она обычно носит с собой или надевает на шею? — спросила Кира'ату. — Какой-нибудь амулет или другая вещь…
— Не могу припомнить ничего такого… Может быть, си нужна вода?
Ситхи покачала головой:
— Я давала ей пить.
Эолер наклонился и начал рассеянно шарить в седельных сумках, где лежали ее вещи. Он вынул теплый шерстяной шарф и прижал к ладоням Мегвин, но она только на мгновение замерла, прежде чем оттолкнуть его. Потом ее руки снова стали перебирать край одеяла, она издавала невнятное горловое бормотание.
Отчаянно желая хоть чем-то помочь девушке, он начал вытаскивать из ее сумок другие вещи, по очереди поднося их к ее рукам: миску, деревянную птицу, которую Мегвин, по всей видимости, забрала из резного зала Тайга, даже рукоять ножа в ножнах. Эолер огорчился, обнаружив нож. Боясь, что ее помутившийся разум может сыграть с ней плохую шутку, он в свое время запретил ей брать его из Эрнисадарка. Она пренебрегла его просьбой. Но ни одна из этих вещей не успокоила Мегвин. Движения ее рук были быстрыми и сердитыми, как у маленького ребенка, но лицо оставалось пустым.
Наконец его пальцы нащупали что-то тяжелое. Он вынул и увидел кусок дымчатого камня.
— Что это? — Голос Кира'ату прозвучал неожиданно резко.
— Это подарок двернингов. — Он поднял камень, чтобы она могла разглядеть его. — Видите, Джисфидри вырезал на нем имя Мегвин, во всяком случае так он мне сказал.
Кира'ату взяла камень у него из рук и стала вертеть его в тонких пальцах.
— Это действительно ее имя. Здесь руны тинукедайя. Вы сказали — двернинги?
Эолер кивнул:
— Я отвел Джирики в их город под землей. Мезуту'а. — Он взял камень и держал его, взвешивая в руке и наблюдая, как свет огня теряется в его глубинах. — Я не знал, что она взяла это с собой.
Мегвин внезапно застонала. Глубокий звук заставил графа вздрогнуть Он быстро повернулся к постели. Она застонала еще раз, и теперь, казалось, в стоне были отдельные невнятные слова.
— Потеряна, — пробормотала Кира'ату, пододвигаясь к принцессе.
Сердце Эолера сжалось:
— Что вы имеете в виду?
— Это то, что она сказала. Она говорит на языке Сада.
Граф смотрел на изборожденный морщинами лоб Мегвин. Губы ее снова задвигались, но получилось только бессловесное шипение. Голова ее металась по подушке. Внезапно руки девушки вытянулись и заскребли по рукам Эолера. Когда он отпустил камень, чтобы взять их, она подхватила подарок дворров и положила его себе на грудь. Ее лихорадочные движения прекратились, она затихла. Глаза Мегвин были по-прежнему закрыты, но казалось, что теперь она снова спокойно спит.
Потрясенный, Эолер смотрел на это. Кира'ату нагнулась, пощупала лоб больной, потом понюхала ее дыхание.
— Все в порядке? — выговорил граф.
— Она не приблизилась к нам. Но она отдохнет некоторое время. Я думаю, этот камень и есть то, что она искала.