Пришлось послушаться. Полен вышел, а Мелани решила подняться к себе, чтобы переодеться, но прежде попросила Сомса соединить ее по телефону с Оливье. Но безуспешно.
– Господин Дербле должен быть в этот час в конторе, а слуга, видно, вышел. Может быть, на рынок? Попробую позвонить в кабинет месье Тимоти…
Опять безуспешно. Господин Оливье предупредил, что он может задержаться, и его еще не видели.
– Он, наверное, поехал к поверенному и адвокату, о которых вчера мне говорил. Когда они приедут, скажите им, куда я направилась, Сомс, и попросите их подождать.
– Да, мадемуазель… но позволю себе заметить, что мне совсем не нравится, что вы едете туда одна…
– Если моя мать при смерти, мне придется это сделать, а вы будете мне более полезны здесь. Если я задержусь, то попросите господина Дербле заехать за мной.
Сомс молча поклонился, но подумал про себя, что направит туда Оливье, как только тот придет.
Мелани спокойно взошла на порог своего старого дома, где ее встретил Полен.
– Какая радость, мадемуазель. Мадам будет так счастлива, бедняжка!
Она направилась уже к лестнице, но слуга стремился ее проводить и даже опередить, чтобы обрадовать свою несчастную хозяйку. Тихонько постучав, он, не дожидаясь ответа, распахнул створку двери, ведущей в комнату Альбины.
– Вот мадемуазель Мелани, мадам! – объявил он.
– А! Все-таки пришла!.. Спасибо, Полен, вы оказали мне большую услугу.
– Мадам знает о моей преданности…
– Я вижу, что она доходит до гнусности, – оборвала его Мелани, которая с порога увидела представшую ее глазам картину: мать, вся в кружевах и розовых лентах, вкушала свой первый завтрак. В полном здравии. Страшный гнев охватил ее, когда она поняла, что мать опустилась до такой низости, чтобы завлечь ее к себе. Но она постаралась сдержаться, чтобы не разнести эту бонбоньерку, где все было посвящено культу увядающей красоты.
– Ну что ж, я рада, что вы в добром здравии, мама! – проговорила она с дрожью в голосе. – Прощайте…
Альбина взяла с кровати свое зеркальце и поправила нарочитый беспорядок своей прически. Длинный локон спускался на ее обнаженное плечо…
– Ну что ты, Мелани, не хочешь же ты нас сразу покинуть? Я приказала приготовить твою комнату…
– О чем вы говорите! Я больше ни минуты здесь не останусь!
Она повернулась, чтобы уйти, но ей преградил путь противно улыбающийся незаметно вошедший Франсис.
– Я надеюсь, что вы останетесь здесь на некоторое время и будете вести себя, как примерная супруга…
– Дайте мне пройти! – приказала она.
– Вы смеетесь? Мы так старались выманить вас сюда, а теперь дать вам уйти?
Она бросилась на него, чтобы оттолкнуть от двери, но у нее не было столько сил, чтобы сдвинуть с места этого молодого, сильного, тренированного мужчину. Он, не переставая улыбаться, схватил ее за руку. Она никогда не думала, что он так силен. Его пальцы были тверды, как сталь.
– Ну! Не будем же мы драться, как семейная пара рабочих в день получки? Вы проиграли: смиритесь с этим и ведите себя, как подобает светской даме!
– Я не смирилась и не проиграла. Сегодня я подаю прошение о разводе, и вы ничего не сможете сделать. Даже если заставите меня остаться здесь! – На вашем месте я бы на это не рассчитывал! Я встретился сегодня утром с господином Дербле в потайном месте в присутствии нескольких джентльменов…
– Дуэль? Вы дрались на дуэли?
– Не вижу, какое иное название подойдет к этому старинному благородному занятию. Признаюсь, это был достойный противник. К сожалению.
Дрожь пробежала по спине Мелани, а голос внезапно охрип:
– Он умер? Вы его убили?
– Не совсем. Но думаю, что некоторое время он будет занят исключительно собой. Итак, вы видите, что вам не на кого надеяться?
– Вы забываете о комиссаре Ланжевэне. Если он узнает о том, что произошло, вы рискуете быть арестованным.
– Ну конечно же, нет. Надо было нас застать. К тому же многие могут подтвердить, что все произошло очень корректно. Кроме того, вернувшись сюда, я дал сообщения в несколько газет Парижа, что мы вновь обрели вас, что ваше исчезновение было вызвано шоком, потерей памяти в результате падения. Я постарался сочинить очень милую историю и дам вам ее почитать, чтобы вы все узнали.
– Вы сошли с ума? Вы забыли, что у комиссара есть все данные, чтобы разоблачить вас?
– Но он ими не воспользуется, коль скоро вы ему объясните, что не стоит все это затевать. Не стоит ворошить грязное белье, чтобы не испачкаться. Пора уже, чтобы в семье наступил порядок…
– И вы воображаете себе, что я буду делать так, как вам хочется? Вы совсем потеряли голову! Как только я увижу его, я потребую, чтобы он освободил меня.
Франсис схватил ее руку и так сжал, что она застонала.
– Вы ничего не потребуете, потому что больше не увидите его. Достаточно лишь написать письмо… если, конечно, вы не предпочтете быть заточенной, как безумная? У вашего друга. Дербле очень мало шансов выжить…
Мелани резко высвободила свою руку и, повернувшись спиной к Франсису, взглянула на мать, которая спокойно допивала свой кофе.
– Вы, конечно, гордитесь собой, мама? Альбина поставила чашку и посмотрела на Мелани совершенно спокойно.
– Ты еще слишком молода, чтобы понять, что для тебя хорошо, а что плохо. Тебе пришлось пережить, по твоей же собственной вине, какую-то странную историю, и я думаю…
– По своей вине? Так это я отправила своего супруга в первую брачную ночь к мадемуазель Лолите Фернандес из Фоли-Бержер? Видели бы вы ее, мама! Я думаю, ока бы вам не понравилась, а вот господину де Варенну она по душе. Надо было слышать, как она говорит: «Да-а-гой».
Мелани со злорадством увидела, как побледнела мать, нервно отодвинув поднос. Она хотела что-то сказать, но Франсис, зло поведя плечами, вмешался:
– Мы и так слишком взволновали нашу дорогую Альбину. Волнения портят цвет лица, поэтому давайте уйдем отсюда…
– Франсис! Подойдите сюда, прошу вас, – проговорила мадам Депре-Мартель с некоторым раздражением. Но он лишь улыбнулся ей:
– Потом, дорогая! Я должен проводить… свою супругу в ее комнату. Мы скоро увидимся.
Когда за ними закрылась дверь, Мелани направилась было к лестнице, чтобы во что бы то ни стало вырваться отсюда, но Франсис схватил ее за руку. – Вы меня не поняли? Я же сказал: в вашу комнату!
– Моя комната не здесь. Я возвращаюсь к себе…
Но все было напрасно: де Варенн схватил ее, бросил себе на плечо, как простой мешок, и направился в другой конец коридора. Войдя в ее бывшую комнату, он грубо бросил ее на кровать, не обращая внимания на ее крики и протесты.