— Подожди, с той стороны еще дверь, запирается изнутри на щеколду. Уезжая, мало кто об этом заботится. — Я обошла домик, там тоже была веранда, но поменьше. Я поднялась и дернула за ручку двери. Дверь открылась. — Поверить не могу, — сказала я, повалившись на кровать с панцирной сеткой. Полифем вошел следом. Окинул помещение взглядом и сказал:
— Номер «люкс».
В домике стояли две кровати, шифоньер, стол, два стула и две тумбочки. Занавески с окон снимали только по окончании сезона. На каждой кровати лежали свернутые матрасы, по два одеяла, подушки, покрывало и комплект постельного белья с полотенцами. Заприметив все это богатство, я почувствовала себя счастливой.
Здесь было холодно. Какое-либо отопление отсутствовало, а погода не баловала. Я быстро заправила постели, Полифем, несколько уменьшив мою радость, сказал:
— Стели на полу. — Что ж, на полу тоже неплохо. Свет включать не стоило из-за соображений конспирации, но глаза с темнотой уже освоились.
Я сняла кроссовки и поставила их в угол, не питая надежды, что они когда-нибудь высохнут, стянула одежду, быстро развесив ее на кровати.
— А ты чего ждешь? — спросила Полифема. — Хочешь схватить воспаление легких?
— Это вряд ли, — сказал он, но стал раздеваться.
Я растерлась полотенцем, вложив в это занятие остатки жизненных сил, завернулась в одеяло и стала проводить ревизию в своей сумке. Большинство ампул не вынесло ночных приключений, но кое-что все же осталось. Я на ощупь нашла шприц и быстро сделала себе укол.
— Иди сюда, — позвала Полифема. Стоя ко мне спиной, он пытался завернуться в полотенце, а я лишний раз поразилась буйной фантазии матушки-природы. Мне пришлось звать его дважды, навыков ношения полотенца на бедрах у него не было, и он заметно маялся.
— Слушай, я же врач, — не выдержала я. — И в таких обстоятельствах, как сейчас, у меня чисто профессиональное отношение к твоей особе, так что не пытайся стать меньше ростом, а иди сюда. Завтра ты должен быть здоров. — В такой комнате ему дышалось явно с трудом, он выглядел носорогом в клетке.
— Что за дрянь? — подозрительно спросил он, садясь рядом и косясь на шприц.
— Панацея от всех воспалений на свете, сжимай кулак.
— Ты же ничего не видишь, — заволновался он.
— Еще скажи, что уколов боишься, — фыркнула я.
Мы находились в этом домике не более двадцати минут, а я уже чувствовала себя молодцом. Покопалась в сумке и нашла пузырек со спиртом. Быстро себя растерла. Полифем повел носом, а я засмеялась:
— Вовнутрь по глотку останется. Поворачивайся спиной. — Он покорно повернулся. Я растерла его спину, а потом грудь. Выглядел он, по-моему, прекрасно, хоть сейчас в бой. — Еще бы съесть чего и горячего чая, — мечтательно заметила я. — Но и так неплохо.
Я забралась под одеяло, свернулась клубком, подтянув ноги к самому подбородку, и блаженно зевнула:
— Поверить не могу… — Полифем перебрался в свой угол, лег на спину, закинув руки за голову и вытянув ноги. Смотрел в потолок.
— Как твое плечо? — спросила я.
— Нормально. На мне как на собаке.
— Это ты вредничаешь?
— Зачем, так и есть.
— Полифем, — позвала я и мысленно чертыхнулась, вот уж воистину: язык мой — враг мой. — Извини, — очень на себя разозлившись, попросила я.
— Зови, как удобней. Мне все равно.
— А мне не все равно. — Я тоже в потолок уставилась, в крайней досаде. Тут он голову приподнял, посмотрел на меня и спросил:
— Что, очень похож?
— На кого? — растерялась я.
— На циклопа этого.
— Откуда мне знать, что я с ним, чай пила?
— Но ты ж его видела?
— С ума сошел? Где, интересно? Если и жил он на свете, то умер задолго до того, как наши с тобой предки с дерева слезли.
— А я его видел, в кино. Жуткий урод и придурок, по-моему.
— С одним глазом во лбу красивым быть трудно, а об уме циклопов по единичному примеру мы судить не можем. В семье, как известно, не без дурака. Одиссей тоже хорош, поступил с ним по-свински, напоил и глаз выколол. Единственный.
— Так он их сожрать хотел.
— Они для него и были едой, как овцы или сыр. Маленькие, бегают под ногами, точно блохи. Лови и ешь. Хотя существо с мозгами блох есть не станет. — Я примолкла и подумала: «Мама моя, да это белая горячка. Защитная речь о циклопах. Одиссей мне не нравится… Может, еще кольнуться?» — Эй! — позвала я. — Прозвище будем считать неудачным, и ты вполне можешь считать, что у меня, как у всех коротышек, злобная зависть к высоким людям. Идет?
— Да не суетись ты… — сказал он лениво. — По мне, хоть горшком зови. Глупо обращать внимание на слова.
— Да? — Я заинтересовалась. — А на что не глупо?
— Ну… на то, что человек делает или не делает.
— Это мудро, — кивнула я. — Вот ты, к примеру, жизнью рисковал, меня спасая. Как я должна это расценить?
— А у тебя мозги есть?
— Да вроде были.
— Ну так и думай.
— Тяжело с тобой, Коля.
— С тобой тоже не водка с огурцом.
— Как, как? — засмеялась я. — Такого я еще не слышала. Сам придумал?
— Я сам ничего не придумываю. У меня голова большая, а мозг маленький.
— Нормальный у тебя мозг, — утешила я. — А мужик ты занятный… Дядя Юра тебе кто?
— Не приставай с ним, — проворчал он и даже на бок лег и от меня отвернулся.
— Ты ему чем-то обязан?
— Ага.
— Чем?
— Да всем, устраивает?
— Не очень. Туманно, а я люблю поконкретней. Давай начнем с простого. Где вы с ним познакомились?
Он засмеялся:
— Ты, Маринка, как следователь. Уж больно хитрая. Про дядю Юру я тебе уже все рассказал: помер он.
— А я так не думаю.
— И правильно. На то человеку мозги и даны, чтоб он других не слушал, а сам до всего дойти мог.