Я вернулась домой и позвонила Оксане. Она работает в больнице, выписать рецепт не может. Но у Оксанки много приятелей докторов, поэтому на следующий день я получила рецепт и спокойно купила в аптеке тамоксифен на полгода. Ну, да, он был не таким уж дешевым, но я решила, что нервная система стоит потраченных денег, и не знала горя шесть месяцев.
Когда накопленный запас иссяк, я снова пошла в аптеку, но потерпела неудачу. Тамоксифен временно исчез из продажи, произошел сбой в поставке медикамента. Делать нечего, пришлось снова отправиться к «очаровательной» бабке.
Стояло лето, я была в красивом белом костюме, который Александр Иванович привез мне из Франции (читал в Сорбонне лекции) лысая голова обвязана голубым шелковым платочком, на лице макияж, на ногах лодочки на каблуке. Не подумайте, что я нарядилась ради похода в диспансер. Нет, утром у меня состоялось занятие с очень милыми ребятами, а вечером я собиралась в гости. День был для меня полон положительных эмоций, поэтому в диспансер я вошла в приподнятом настроении. С улыбкой же очутилась в кабинете у бабки и бойко отрапортовала:
– Донцова. Пришла за тамоксифеном.
Онколог скривилась так, словно ей дали выпить уксус.
– Вы ей кто?
– Кому? – не поняла я.
– Донцовой, – незамедлительно повысила голос онколог. – Родственникам лекарства…
– Я сама пришла, – остановила я тетку.
– Больная вы? – вскинула брови престарелая докторша.
– Ну да, – ответила я.
– А почему явились на прием в светлом костюме и накрашенная? – заморгала злыдня.
В первую секунду я опешила. Потом ответ нашелся:
– Разве для онкологических больных существует дресс-код? Нам предписано носить одежду исключительно мрачных тонов? На улице прекрасная погода, у меня замечательное настроение, белый наряд весьма кстати.
– Нечему радоваться, – буркнула районный онколог, – ничего хорошего с вами не происходит. Ишь, разоделась, как на свадьбу…
И начались поиски моей карточки.
Документы никак не находились, меня стали обвинять в желании обмануть диспансер, получить чужие лекарства, изучили паспорт чуть ли не с лупой. Потом внезапно бумаги обнаружились.
– Не ходите на осмотры! – накинулась на меня мегера. – Не показывались шесть месяцев, вот и попали к условно умершим!
Я не стала уточнять, каким образом можно условно умереть, но онколог сама пояснила:
– Если больная, как вы, пропускает обследование, я считаю: умерла.
– Может, наоборот, выздоровела? – улыбнулась я. И тут же услышала из уст хозяйки кабинета сногсшибательный пассаж:
– От рака не излечиваются, это страшная смертельная болезнь.
Я вышла в коридор и прямиком направилась к главврачу. Того не оказалось на месте, заместитель тоже отсутствовал, и вообще к ним следовало записываться на прием заранее, а не являться вот так, с бухты-барахты, полагая, что кто-нибудь из начальства на посту и попытается защитить больных от хамства сотрудников.
Пришлось вернуться домой. Я села на телефон, обзвонила всех друзей и нашла-таки тамоксифен.
А к районному онкологу я более никогда не ходила. Я по сию пору езжу к Игорю Анатольевичу. Грошев не отказывается осмотреть некогда прооперированную им женщину и дать ей необходимые рекомендации.
Сейчас я иногда слышу от разных людей:
– Вот раньше, когда врачи учились в советских институтах, из них получались великолепные специалисты. А сейчас? Ни знаний, ни желания помочь людям у них нет!
Нет, дорогие мои, неправильно. Я знаю докторов, которые получили дипломы в начале 90-х годов, пришли работать в клиники, когда там в связи с экономической обстановкой в России не хватало даже йода, но не испугались трудностей, не убежали из профессии, а изо всех сил помогали больным. Настоящий врач или медсестра – это талантливый, самоотверженный человек. Я могу назвать вам десятки имен тех, кто, забыв про отдых, остается сидеть у кровати пациента, стоит у операционного стола, не отходит от микроскопа в лаборатории. Но, увы, в семье не без урода. И, кстати, дамы, служившие в конце 90-х в диспансере на улице Лизы Чайкиной, азы своих знаний получали в советские времена. Пожалуйста, помните, паршивая овца всегда найдется в любом стаде. В медицинском коллективе может работать непрофессиональный врач, но его антиподов будет больше.
Я уже говорила: я не заглядывала в районный диспансер много лет, а только слышала, что сие учреждение получило новое современное помещение. Надеюсь, что там теперь стоит кулер, в туалетах царит чистота, а в холлах и коридорах хватает стульев. Но еще больше я надеюсь на то, что в диспансере работают хорошие, сострадательные люди, настоящие врачи, не забывшие, что когда-то они давали клятву Гиппократа. Скорее всего, в этом лечебном учреждении уже совсем иные порядки, все-таки прошел не один год после моего общения с тамошними специалистами.
Я стараюсь не вспоминать ни злого химиотерапевта, ни жестокую медсестру из процедурного кабинета, ни бабку-онколога в домашних тапках, которую вывели из равновесия улыбка и светлый наряд пациентки. Но иногда у меня возникает вопрос: им никогда не было стыдно? Их не мучила совесть? Они действительно полагали, что имеют право кричать на больных и пугать их прекращением лечения? И нет у меня ответа. Есть лишь совет вам: невзирая ни на какие обстоятельства не падайте духом, не отчаивайтесь, не верьте тем, кто предрекает вам скорую смерть. Нас так просто не убить, мы будем бороться за свою жизнь и спасем ее.
Никогда не забуду, как из кабинета химиотерапевта вышла молодая заплаканная женщина, села около меня на стул и вдруг громко сказала:
– Они нас всех считают уже трупами. Но я все равно поправлюсь, наперекор этим так называемым врачам выживу! Пусть злятся, мне их злоба только поможет упорно лечиться.
Очень хочется надеяться, что в новом здании диспансера никогда не прозвучат такие слова.
Я знала, что после завершения курса химиотерапии мне предстоит пять лет принимать гормональные препараты. Будучи уже опытной больной, я понимала, что стопроцентно безобидного лечения не бывает. И лучевая терапия, и операция, и «химия» – все имеет побочные эффекты, но я выжила, главное – меня лечили, и это искупало все неприятности. От гормонов я тоже ожидала некоего дискомфорта, но, честно говоря, совсем не предполагала, что именно получу, принимая их.
У меня никогда не было проблем с лишними весом, поэтому я очень удивилась, когда заметила, что поправляюсь. Стрелка весов каждый день неумолимо уходила чуть вправо. Вот уже плюс один килограмм, два, три… Увидев цифру 55, я поняла: необходимо что-то делать. И села на диету.
Две недели я исправно ела одни овощи, вернулась к своим сорока пяти килограммам, обрадовалась и стала вести прежний образ жизни. Спустя пару дней стрелка весов начала уже один раз пройденный путь: 46–47–48–49–50… Я решила, что нужно испробовать другую диету, и прибегла к молочной. Ситуация упрямо повторилась: потеря веса и стремительный набор килограммов после возвращения к нормальному питанию.