Анна повела себя умно – ни разу не сказала дурного слова ни про свою счастливую соперницу Любовь Пирамидову, ни про Олега, и была почетной гостьей на днях рождения у бывшего супруга и его новой жены. А вот Катя считала отца предателем, Любу – женщиной, которая разбила их дружную семью, категорически не желала общаться с Бурковым и даже сменила фамилию отца на материнскую. К сожалению, когда Катюша справила двадцатилетие, Анна умерла. Перед смертью она взяла с дочери честное слово, что та помирится с отцом.
Умирающим не принято отказывать, и Катя пообещала то, что хотела услышать мама, но после пышных похорон, естественно, оплаченных Бурковым, разразился скандал. Девушка налетела на отца и Любу с обвинениями, Олег не сдержался, ответил дочке соответственно. Его жена попыталась примирить враждующие стороны, но получилось только хуже.
Насмерть поругавшись с отцом, Екатерина уехала домой, где прорыдала всю ночь у Майи на плече. Наутро Бурков примчался с извинениями, а Катя признала, что вчера вела себя неправильно. Впервые после развода отец и дочь обнялись и поговорили спокойно.
Олег предложил Кате оплатить ее учебу в любом самом престижном вузе. Фурсина выбрала академию дизайна и визажа в Лондоне, получила там диплом, вернулась в Москву и сказала папе:
– Хочу пробиваться сама, денег у тебя брать не буду.
Бурков не стал спорить. Он знал, что молодые люди, обучавшиеся в Англии, часто мыслят не так, как российские дети. Многие из них не желают прожигать родительские капиталы, не хвастаются богатством, стараются сами сделать карьеру. Кроме того, Олег понимал, что Катя непременно обратится к нему, если ей понадобится финансовая или моральная поддержка. И с Любой у Екатерины тоже наладились отношения.
Спустя некоторое время Фурсина устроилась в фирму «Бак», где никому не рассказала о своей семье. Ей не хотелось привлекать к себе внимание, она опасалась, что желтая пресса, выяснив правду, начнет подкарауливать ее у бутика, тайком фотографировать на рабочем месте, а потом публиковать снимки с подписями вроде: «Дочь олигарха торгует пудрой, Олег Бурков бросил ее на произвол судьбы…»
– Значит, с финансами проблем не было, – вздохнула я, выслушав Майю. – Да, квартира и обстановка впечатляют, и отец был рядом. Но ведь бывают ситуации, когда к отцу неудобно обратиться. И сомневаюсь, что господин Бурков разрешил бы Екатерине продать апартаменты. Пусть квартира и принадлежала ей, но Олег бы обязательно узнал, что она выставлена на торги, и потребовал бы от Кати объяснений. Может, она села на иглу, спустила кучу средств на игровых автоматах, делала неудачные ставки в тотализаторе?
– Что ты! – замахала руками Майя. – Это все не про Катюшу. Она не курила, не пила, вела здоровый образ жизни, занималась в спортзале.
– Мужчина? – осторожно осведомилась я. – Вокруг обеспеченных девушек мошкарой вьются жадные парни, мошенники всех мастей, которых моя бабушка называет смешным словом «альфонсы».
– Нет, – грустно ответила Майя, – личной жизни у нее не было. Катюшка хотела сделать карьеру, в голове ее были только мысли о работе. Вот рядом со мной всегда полно кавалеров, подруга меня ругала: «Посмотри на европейцев или англичан. У них не принято в девятнадцать лет выскакивать замуж, рожать детей и к тридцати годам превращаться в придаток сковородки. Думай о самореализации».
– Катя не попала в щекотливое положение, была вполне счастлива, не нуждалась в деньгах. Где повод для самоубийства? – спросила я.
Майя сказала:
– Правильно мыслишь. Я уверена, что произошел несчастный случай. Может, она поскользнулась, элементарно споткнулась и упала вниз?
Я молчала.
– Ты слышала о стилисте Полет? – вдруг спросила Майя.
– Конечно, – удивилась я странному интересу Филимоновой. – Лучше его никто в мире не красит волосы, Жак придумал собственную технику. К Полет рвутся все богатые и знаменитые, готовые выложить за тонирование кудрей огромные деньги. Иногда француз приезжает в Москву.
– В день своей смерти Катя собиралась к нему пойти, причем уже оплатила визит.
– Да, Полет всегда требует предоплату, – подхватила я. – Он отлично знает, что многие звезды считают, будто, приходя к мастеру, оказывают ему честь и тот обязан обслужить их даром. Поэтому у Жака есть правило: деньги на бочку заранее. Записаны на пятнадцатое число? Если четырнадцатого на счет стилиста не поступила требуемая сумма, Полет к клиенту не выйдет, ему без разницы, кто он, – Мадонна, президент США или далай-лама.
Майя кивнула.
– Катю предупредили об этом, и она перевела Полет гонорар. Мы с ней поспорили о будущем цвете ее волос. Фурсина хотела кардинально изменить его, я с ней не согласилась, мы почти до полуночи препирались. А потом – вот!
Майя встала, взяла с подоконника телефон и протянула мне трубку.
– Читай. Получила утром, за пару часов до несчастья.
Я побежала глазами по эсэмэске. «Ты права. Сделаю тонирование «Золотой коньяк». Целую, К. Чмоки».
– Последнее ее сообщение, – медленно произнесла Майя. – Не похоже на предсмертную записку?
– Совсем нет, – согласилась я. – Ты показала это полицейским?
– Меня пока никто ни о чем не спрашивал, – поморщилась Майя. – Ментам возиться неохота. Раз, два, и папочка в архиве. Я их порядки знаю!
Мне стало грустно.
– Бондарева долго язык за зубами не удержит. Начнет всем болтать, что видела на проспекте.
– Светлана врет! – вспыхнула Майя.
– И как доказать, что она лгунья? – приуныла я. – Катя уже ничего опровергнуть не может. Аргументы насчет богатства Фурсиной в принципе убедительны, но знаешь ведь, как люди устроены – будут повторять сплетню, не обращая внимания на ее абсурдность.
Майя сжала кулаки.
– Я уверена, что это был несчастный случай.
– А вдруг ее столкнули? – спросила я.
Филимонова опешила, а я продолжила:
– Мы обе полагаем, что суицида не было.
– Не было, – эхом повторила Майя.
– Тогда есть вероятность, что Катю кто-то столкнул с мостика. И тут возникают вопросы. Кому могла досадить Катюша? Приятельнице? – предположила я.
– Нет. Из друзей у нее только я, – заверила Майя. – Катя не очень общительна. Была…
Я решила не сдаваться.
– Бывший любовник? Ну был же у нее кто-то! Пусть и давно!
Майя встала и пошла к кофе-машине.
– Он англичанин, живет в Лондоне. Любви между ними уже нет, хорошие отношения остались. Я разговаривала с Морисом, он прилетит на похороны. Страшно распереживался, даже расплакался, узнав о смерти Катюши. Поверь, она была прекрасным человеком, никому не делала зла. На людях держалась приветливо, ладила с коллегами, производила впечатление самой обыкновенной девушки. А дома сбрасывала маску и превращалась в интроверта, каковым и была, – любила сидеть одна, никогда не скучала наедине с собой. Катя не хотела никого впускать в свою душу, даже для меня подчас опускался шлагбаум. Фурсина считала, что нельзя грузить близкого человека своими проблемами, говорила: «Друг не помойное ведро, не следует выливать ему на голову собственные негативные переживания». Но я знаю, что незадолго до трагедии у Кати на работе произошла какая-то неприятность. Она мне ничего не рассказала, но я увидела ее опрокинутое лицо и пристала с вопросами. Катюня сначала отнекивалась, твердила: «Все прекрасно, не волнуйся, голова немного разболелась». А я не отставала. И в конце концов подруга призналась, что случайно узнала, что некто из ее коллег совершил подлость. Фурсина не решила, как поступить: пойти к Роману Глебовичу и рассказать правду, или поговорить с тем человеком, предложить ему самому признаться во всем боссу. Ей очень не хотелось быть доносчицей, но и промолчать она не могла.