— Только то, что сказал. Что бы ты сделала? Как бы ты себя повела?
— Я бы…
Она вздохнула, покачала головой и снова отвела глаза в сторону.
— Ты ведь собиралась оставить его, Марина. Ты хотела сказать ему, что больше его не любишь, что уходишь от него. Разве не так?
Она кивнула, по-прежнему не поднимая головы.
— Ради меня?
Он произнес это с вопросительной интонацией.
Она опять кивнула.
— Почему?
Голос его звучал еще тише и мягче. Так, как это бывало во время допросов, когда люди открывались перед ним и проникались к нему доверием.
— Потому что… я люблю тебя…
Он рискнул слабо улыбнуться.
— И все? Только поэтому?
— Нет. Еще потому, что я хотела провести с тобой остаток своей жизни. Потому что я никогда и никого не любила так, как любила тебя. Потому что я никогда не встречала таких людей, как ты.
— Кого-то, кто был бы так похож на тебя, ты хочешь сказать.
Она кивнула.
— И потому, что я носила под сердцем твоего ребенка.
— Нашего ребенка.
— Нашего ребенка. И потому, что ты — любовь всей моей жизни.
Она отвернулась в сторону, и слова ее захлебнулись в сдавленных рыданиях.
Фил подождал, пока она возьмет себя в руки.
— Марина, Тони знал, что ты хотела уйти от него. Он был старше тебя. Он был твоим учителем, а на том этапе жизни тебе и нужен был такой человек. Он знал, что ты не останешься с ним. Что рано или поздно ты все равно уйдешь. Он ожидал этого. Он мог не приветствовать это, мог этого опасаться, но он все равно ожидал.
По-прежнему опустив голову, Марина вытерла глаза смятой и порванной бумажной салфеткой. Фил наклонился через стол и взял ее за руки.
— Проблема только в этом? — спросил он. — В том, что ты ему этого так и не сказала? Что так и не закрыла ваши отношения?
Она убрала руки.
— Нет, не только, — сказала она. — Он находится в коме из-за меня. — Марина подняла голову и посмотрела прямо ему в лицо. Глаза ее были влажными от переполнявших ее чувств. — И из-за тебя тоже, Фил.
— Каким образом?
— Потому что, если бы мы с тобой не встретились, если бы я не согласилась работать с тобой, если бы ничего этого не случилось, Тони по-прежнему был бы жив.
— А ты по-прежнему была бы несчастлива. — Он снова взял ее за руки. И теперь крепко держал их. — Я понимаю тебя, Марина. И это вовсе не самоуверенность с моей стороны. Я понимаю тебя, потому что ты понимаешь меня. Ты понимаешь меня лучше всех на свете. Я знаю, что происходит в твоем сознании, потому что оно очень похоже на мое собственное. Я знаю, что там внутри. И знаю, что там сломалось.
От его слов она вздрогнула, но перебивать не стала.
— И этот надлом не позволяет тебе думать, что ты достойна чего-то в этой жизни, достойна счастья. Но на самом деле ты его достойна. — Он еще крепче сжал ее руки, и она уже не вырывалась. — И это может быть единственный шанс, который нам представился. И мы должны воспользоваться им.
Она без слез, молча, внимательно смотрела на него, впитывая каждое слово.
— Помнишь, что ты мне однажды сказала? — спросил он. — «Все психологи просто ищут дорогу к себе домой». Я, Марина, и предлагаю тебе эту самую дорогу домой. Это может быть не так просто, нам нужно будет принять трудные решения, но это реально. Все в наших руках. — Он отклонился назад, все еще не отпуская ее руки. — Хочешь выбрать этот путь для себя?
Марина молчала. Просто сидела и смотрела на него.
— Скажи «нет», и я просто уйду, — сказал он. — Навсегда. Уйду от тебя и от нашей дочери. Насовсем. Мне будет чертовски больно, но, если ты хочешь этого, что ж, я готов. Но если ты скажешь «да», мы с тобой поедем домой. И вместе встретим то, что нам суждено. Все зависит от тебя.
Он выпустил ее руки. И застыл в ожидании.
Он не собирался говорить ничего этого. Или даже половины этого. Он был не тем человеком, который в нормальных условиях повел бы себя подобным образом. Но он никогда в жизни не встречал таких женщин, как Марина. Она была особенная. И за нее стоило бороться.
Она молчала.
Может быть, я зашел слишком далеко, подумал он.
Потом вздохнул и продолжал ждать.
Принесли их заказ. Перед каждым поставили тарелку. Но они как будто не заметили этого и даже не взглянули на официантку.
Фил ждал, чувствуя, как разрывается сердце.
Наконец Марина заговорила.
— Да, — сказала она. Голос ее прозвучал тихо, но в нем чувствовалась сила. — Да. Я еду с тобой домой.
Улыбаясь, Фил потянулся через стол, взял ее за руки и крепко сжал их. Он уже очень давно не чувствовал себя таким счастливым.
Он потянул носом. Еда пахла великолепно.
— Я умираю с голоду, — сказал он. И снова улыбнулся.
Марина улыбнулась ему в ответ. Она выглядела не менее счастливой, чем он.
Выйдя из ресторана, Фил снова включил свой телефон. И ощущение счастья тут же рассеялось.
За это время на автоответчике накопилась куча сообщений. Он стал прослушивать их по очереди. Марина перестала возиться с Джозефиной и, подняв глаза, следила за Филом. По мере того как он все больше хмурился, ее лицо тоже становилось озабоченным. Наконец он убрал телефон от уха. Марина выжидательно смотрела на него.
Он взглянул на нее.
— О господи…
— Что случилось?
— Мне нужно ехать. Прямо сейчас.
— Может быть, нужно, чтобы я поехала с тобой?
Фил посмотрел на малышку и снова перевел взгляд на Марину.
— А ты можешь?
Она кивнула, и Фил заметил в ее глазах выражение, которое ни с чем нельзя было перепутать. Она была настроена так же решительно, как и он.
— По дороге я введу тебя в курс дела.
И они направились к машине.
Место преступления находилось на Гринстед-роуд.
Дорога была полностью перекрыта от супермаркета в дальнем конце улицы до круга в начале Харвич-роуд и переезда на Ист-стрит. Черно-желтая лента полицейского оцепления дрожала под легким теплым ветерком, издавая тихий хлопающий звук, который в другой ситуации звучал бы по-летнему успокаивающе.
Фил предъявил свое удостоверение и шагнул под эту ленту. Полицейские у него за спиной тут же сомкнулись, загораживая дорогу попытавшимся проскочить за ним репортерам. Шагая от переезда и поворачивая за угол к дому, Фил обнимал Марину за плечи, словно защищая ее.