— Хочешь со мной трахнуться?
Как и первая машина, их первый дом был легкой добычей. Они знали, что владельцы дома в отъезде, потому что несколько ночей наблюдали за этой улицей, прогуливаясь до центра и обратно — в то же время подстрекая друг друга, подбадривая друг друга, создавая общее намерение, движущую силу, которая не могла просто так рассосаться, не вылившись в некие действия, не прорвавшись и не воплотившись в кражу со взломом. Когда дело дошло до грабежа, все четверо оказались новобранцами.
Это не Марк вел всю группу по теневой стороне аллеи, но он вполне охотно шел вместе с ними, с колотящимся сердцем и сжатыми липкими кулаками. Задние ворота были закрыты, но хватило одного легкого толчка, чтобы выбить болт из мягкого дерева — им даже не пришлось перелезать через забор. Когда они очутились в маленьком дворике, кто-то начал хихикать, от облегчения, от мысли, что назад уже нет пути, от того, что все были взвинчены до предела. Вокруг, в непосредственной близости, находились ярко освещенные террасы домов, и позади, и по сторонам, и они знали, что нужно вести себя тихо, но все равно хихикали и пихались, толкая друг друга, ожидая, когда кто-нибудь из них сделает следующий шаг.
Этим человеком в конце концов стал Марк. Он зашел слишком далеко и внезапно почувствовал прилив смелости,.^ больше всего на свете ему хотелось произвести впечатление на своих приятелей. Наступила его очередь доказать, насколько он крепок, насколько рубит, что к чему, насколько способен пройти через испытание. Примерно так же происходило, когда он вскрыл свою первую машину, Ford Granada Ghia (такую же модель когда-то водил его отец), вначале он стоял в стороне, наблюдая, как Стив взламывает двери, а Ли заводит мотор, но как только в этот мрачный и пустынный утренний час они выбрались из города, он показал свое волшебное мастерство за рулем, до этого он немного практиковался в вождении на старом, времен Второй мировой войны аэродроме, около года тому назад или даже раньше ездил со своим папой — и это было одним из немногих дел, которые он и его старик делали вместе, только они вдвоем — и он доказал, на что способен, доказал, что может быть неконтролируем, раскрепощен, прогнав машину по встречной полосе и по обрыву, развернувшись на 180 градусов на дороге с двусторонним движением и ударившись о резервную полосу, он пронесся почти по середине кругового перекрестка, возвращаясь обратно в город. Они решили, что если их засечет полиция, то они попробуют смыться. Они бы двинулись в тот район, где они жили, и, как они надеялись, смогли бы потеряться в бесконечных односторонних улицах и тупиках, а как только оторвутся, то бросят машину и побегут врассыпную.
В течение нескольких последующих недель и месяцев он к тому же вполне убедительно проявил свой талант взломщика. Часто он просто использовал ключи, которые находил в дверях машины или в зажигании, или — чаще — те ключи, которые подбирал, приметив их в домах своих друзей и знакомых. Он стащил ключи от машин, которые принадлежали его маме, Лоуренсу (до того, как он официально стал его отчимом), бабушке, сестре его мамы — обнаружив, что ключи от определенных моделей подходят ко всем таким же машинам подряд Легче всего подобрать ключи оказалось к итальянским и французским автомобилям, за ними следовали британские, впрочем, в конце концов он научился замыкать провода зажигания и вырубать сигнализацию у наиболее замысловатых машин производства Швеции и Германии, Audi, и Mers, и Volvo. Он завернул свою распухшую коллекцию ключей в старую майку и хранил ее за накладной задней стенкой верхней полки встроенного в стену шкафа в своей комнате вместе с остальными инструментами и кусками вешалки от старомодного пальто, которую он тоже периодически использовал в качестве отмычки. И вот, когда они совершали свой самый первый взлом, он, снова на глазах у Стива, и Ли, и младшего брата Ли — Поля, нервно, даже пугливо взобрался на прогнивший оконный переплет, положил руки на стекло и толкнул его наверх. К его большому облегчению, оно сдвинулось от такого же ничтожной силы нажима, с каким были взломаны ворота, соскользнуло и разбилось, открыв проход. Ли оттиснул его и влез в дом. Марк пошел за ним, затем Стив. Поль должен был стоять на улице, на шухере, но и он тоже залез в дом. Внутри воняло старьем и было очень темно, и вскоре они поняли, что ни одному из них не пришло в голову захватить с собой фонарик. У Ли были спички, но первая же зажженная спичка внезапно показалась им слишком яркой, так что он быстро задул ее, впрочем, они все-таки смогли рассмотреть комнату и пристроенную к ней маленькую кухню, и там было абсолютно пусто. Не было ни мебели, не было вообще ничего. Владельцы не просто куда-то уехали, а, видимо, переехали много лет назад. Но они были решительно настроены что-то совершить, доказать самим себе, что способны на это, что они действительно совершают свой первый грабеж, и они обшарили дом сверху донизу, и их глаза все больше и больше привыкали к темноте, и они издавали пугающие звуки — вообразив себе, что этот дом — обиталище призраков, и пихались, и под конец закрыли Поля в маленькой комнате наверху, приперев дверь.
Если не считать груды старых газет и пары картонных коробок, забитых пустыми бутылками из-под вина и виски, то все, что им удалось найти, так это старый металлический торшер практически без пружин и штепселя и грязный, кремового цвета дисковый телефон. Они бросили лампу, потому что она была слишком тяжелой и громоздкой, но забрали телефон, Ли засунул его под куртку. Они не пытались продать этот телефон, они хранили его как сувенир, трофей, талисман удачи — потому что в тот раз их не поймали — по очереди передавая его друг другу. Пару месяцев этот телефон лежал у Марка, и он даже не побеспокоился спрятать его от мамы, положив его на всеобщее обозрение в комнате, около переносного телевизора, в ногах кровати. Телевизор в том доме тоже не работал, но Марк всегда считал, что сам факт нахождения там — это было действительно круто. Как будто на самой вершине роскоши. Как будто он был поп-звездой. Как будто он был Родом Стюартом.
Показывая на Top Shop, расположенный на другой стороне запруженной пешеходами дороги, Лили говорит: — Марк, я хочу туда пойти.
Марк оборачивается и смотрит на это здание, на окна с большущими плакатами с моделями в вычурном нижнем белье, на высоких каблуках и в болтающихся красно-белых шапках Деда Мороза, а потом снова смотрит на улицу, на этот огромный, кипящий поток людей, который отделяет их от магазина. Он видит бесчисленные змейки пешеходов, и у каждой группки прохожих одинаковые красные шапочки, словно униформа, думает он, словно командный символ. Некоторые люди явно пьяны и едва стоят на ногах, они держатся друг за друга, за длинную мишуру, и какой-то странный, отбившийся от компании парень спотыкается и пытается виснуть на абсолютных незнакомцах, набрасывается на них как законченный идиот. Марка приводят в полное бешенство эти офисные работники после своего рождественского ланча. Он пытался не вспоминать о том, что у Николь сегодня тоже рождественский ланч — на ее четвертой за этот год вечеринке — но он не может не думать об этом, интересно, кто сидит с ней рядом — этот парень, с которым она кокетничала, который разъезжает на этой сияющей BMW пятой серии? — интересно, в каком она будет состоянии, когда доберется до дома? Он ненавидит пьяных, шатающихся по улицам. Он ненавидит, когда люди не могут контролировать себя, находясь в обществе.