– И ни у кого не возникнет зависти к двум счастливчикам, получившим поощрительный приз, – добавил Глеб. – Остальные, знаешь ли, тоже неплохо поработали.
– Кроме того, я смогу поехать с тобой! – воскликнула Диана.
Ярослав беспомощно посмотрел сначала на нее, а потом на своего заместителя.
– И волки будут сыты, и овцы целы, – подбодрил его тот.
– Кажется, я сегодня выполняю роль овцы, – пробормотал Ярослав. – Вы вертите мною как хотите. Ладно, уговорили. Каникулы так каникулы.
* * *
Вылетев из кабинета босса, Варя достала из кармана телефон и увидела на дисплее знакомое имя.
– Да! – крикнула она в трубку.
Вернее, ей показалось, что крикнула. На самом деле – выдохнула.
Голос Владика зажурчал, как мартовский ручей – звонкий, солнечный.
– Варька, ты простила меня, что я вчера в оперу не пришел? – весело кричал Владик откуда-то с улицы: слышался шум машин, гудки и какое-то лязганье. – Я, знаешь, так замотался, что даже телефон забыл подзарядить.
Мир покачнулся, задрожал, а потом осыпался на Варю, словно рухнувший во время землетрясения дом. Так, значит, вчера ничего страшного не случилось! И Владик не пришел, потому… потому что не захотел! Каждый раз он ускользал от нее, словно мыльный пузырь – нарядный, радужный, но неуловимый. Владик между тем продолжал задорно кричать в трубку:
– Меня на работу вызвали, мы с прорабом почти до утра сидели, я весь прокуренный, как матрос. Когда ты меня понюхаешь, ты в обморок упадешь!
– Я не хочу больше тебя… нюхать, – сказала Варя помертвевшим голосом.
В одну секунду она вдруг прозрела. От неожиданного потрясения с нее словно слетели розовые очки. И она увидела все в обычном свете: и лживую изворотливость Владика, и собственную глупую наивность. Грандиозные планы, которые она строила, в этот миг показались ей такими беспомощными… Как могла она верить в то, что он ее любит? Любит по-настоящему? В то, что он хочет соединить с ней свою жизнь?! В действительности он ведь только и делал, что лавировал, избегая обещаний, ответственности, уклоняясь от разговоров о будущем. Он точно знал, что у них нет совместного будущего. Такого, о котором мечтала Варя. Чтобы все делить пополам, и делиться тем, что на душе, и верить друг другу, и ждать, и умирать от нежности… Боже мой, Ружейников прав – она пустышка, неудачница, все ее лучшие устремления не имеют ничего общего с реальностью. Она так и умрет одинокой или цепляющейся за штаны какого-нибудь смазливого негодяя, который вытрясет из нее всю душу, а потом еще потешится, наблюдая за ее агонией.
– Варь, я тебя не слышу! – сообщил Владик, в голосе которого не чувствовалось раскаяния. То есть вообще. Никакого.
– Ты поговорил с женой? – на всякий случай спросила Варя, понимая, что он не поговорил и наверняка даже не собирался.
– Лапочка, я же объясняю: у меня вчера выдался трудный день.
– Я пообещала тебя бросить, если ты не поговоришь.
Теперь у нее был странный мягкий тон. Но это была не та мягкость, что прежде. Прежнее ушло безвозвратно.
– Варь, ну что ты вцепилась в этот разговор! Жена и так знает, что я с кем-то встречаюсь, что у меня есть женщина на стороне, иначе стала бы она все это терпеть. Она не будет чинить мне препятствий, вот увидишь. Почему тебе так хочется обязательно устроить бэмс? Ведь нам и так хорошо!
– Это тебе хорошо, – ответила Варя, входя в свой кабинет. – Знаешь, я не хочу быть женщиной на стороне или просто «кем-то», с кем ты встречаешься.
Она прошла к окну и остановилась, глядя на побелевший сквер. Когда налетал ветер, огромные ломти снега, облепившего кроны деревьев, отламывались и валились вниз. Дворник, похожий на толстого оранжевого жука, задумчиво скреб лопатой дорожки. Мир был тем же самым и одновременно совершенно иным. В этом новом мире Варя снова была одинока. Разрыв с Владиком уже состоялся, хотя он до сих пор так этого и не понял, продолжая что-то говорить в трубку, произносить слова, сыпавшиеся из телефона, словно гнилые орехи.
– Варь, разве ты меня не любишь? – спросил он обиженно, по привычке пытаясь отыскать в душе Вари слабую струнку и подцепить ее. – Разве тебе со мной плохо?
– Не с тобой. Мне без тебя плохо, – ответила она, пытаясь совладать с голосом. – Было плохо. Но теперь будет хорошо.
– Ну что ты такое говоришь?
– Владик, я ведь предупреждала, что роль девушки на выходные меня не устраивает? – продолжала Варя. – Предупреждала. Так что обижаться тебе не на что. С этой минуты можешь считать себя свободным, как ветер! Понятно?! И не звони мне!
– Варь, перестань говорить глупости, – сердито сказал Владик.
– Господи, как я тебя ненавижу! – неожиданно выдохнула она. – Какой ты мелкий, подлый и гнусный! Как я только могла этого не замечать?!
– Варвара!!!
– Да катись ты!
Она дала отбой и засунула телефон в карман. Он был таким горячим, словно раскалился от ее гнева. Все! К черту! Она отделалась от этого гада. Она свободна! В ту же секунду ее охватило отчаяние. И свобода показалась ей ненавистной. Варя словно очутилась в комнате, из которой вывезли мебель и все вещи до единой, в пустой комнате без занавесок, тщательно вымытой дезинфицирующим раствором.
Телефон завибрировал, но Варя не обратила на это внимания. Подошла к столу и стала лихорадочно перебирать бумаги. Вернее, перекладывать с одного места на другое. Только когда на густо запечатанные страницы посыпались частые капли, она поняла, что плачет. Господи, как плохо было у нее на душе, как тяжело! К горлу подступил комок, и ей пришлось прикусить зубами кулак, чтобы не разреветься. Сквозь пелену слез она взглянула на Макса. Тот сосредоточенно писал в толстой тетради и что-то бурчал себе под нос. И все-таки давать себе волю при нем Варе не хотелось, поэтому она стремглав бросилась в туалет. Там метнулась к раковине, пустила воду и зарыдала.
Она жалела себя, жалела Владика, который так и не понял, какое счастье мог бы обрести, соединив с ней свою судьбу, жалела время, пущенное на ветер. Ведь она воображала, что создает свое будущее, а оказалось…
Она не знала, сколько проплакала, но внезапно дверь туалета распахнулась, и на пороге возник Глеб Лаленко.
– Варвара, на выход!
У него был непроницаемый вид.
– Эт-то женский ту-туалет, – пробормотала Варя. Она отлично видела себя в зеркале. Вид был ужасным, поэтому она попыталась спрятать лицо в промокший до нитки носовой платок.
– Карпухин велел напомнить тебе про баронессу.
– Блин! – воскликнула несчастная, позабыв про платок и вскинув к глазам руку с часами. – Слава богу, время еще есть.
– Да… – протянул Глеб. – Видок у тебя, Варвара, не для слабонервных.
– Что вы сделали с Ружейниковым? – спросила она, сочно хлюпнув носом, который раздулся до размеров брюквы.