Она воззрилась на меня в великом изумлении, как на пьяного конюха.
— Что? Вы так и не знаете до сих пор, кто я?
Я сказал с досадой:
— Ну так назовитесь полным титулом, тогда я, может, перестану таращиться на ваши сиськи и начну трепетать перед вашим величием.
Она приподняла подбородок и сказала надменно, явно метя выше моей головы:
— Аскланделла Франкхаузнер, единственная дочь императора Вильгельма Блистательного!
Я присвистнул, уставился на нее в самом деле по-другому, хотя и раньше не смотрел на ее сиськи, ничем не примечательные, кстати, но это так, чтобы ее позлить, потому вроде бы и смотрел, хотя не смотрел.
— Дочь императора?
Она отрезала со злорадством:
— Да!.. И вы горько пожалеете!
Я сказал мрачно:
— Знаете, леди…
Она перебила:
— Я принцесса!
— Это еще проверить надо, — сказал я холодно. — А вот я принц, это скажет каждый, хотя что с того? Сейчас принцев развелось как саранчи… Так что, леди, ваш статус пока что под вопросом. Каким образом принцесса могла оказаться в гуще военных действий?
Она отрезала:
— Никаких военных действий здесь не было! А должны были быть армии благородного императора Мунтвига, что продвинулись достаточно далеко на юг.
— Ничего, — ответил я холодно, но с затаенным злорадством, — юг сам пришел навстречу Мунтвигу. И пойдет еще дальше. Но вы не ответили!
Она сказала с тем же холодом, но уже не так напористо:
— Мунтвиг обратился к моему отцу с просьбой выдать меня за него.
— Э-э, — спросил я, — замуж?
Она приподняла и другую бровь.
— А что вы могли подумать еще?
— Да мало ли чего, — ответил я нагло, — я человек широкий и гуманный, а это значит, все политкорректно принимаю и терплю. Вы хоть и Север, но все-таки Мир Тьмы и Вечного Зла, а это предполагает такие гнусности, что я даже вышептать не смогу из-за врожденной чистоты и кротости… Значит, невеста, понятно. Династический брак ради укрепления и упрочения. Что ж, как политик я должен бы воспрепятствовать, но я рыцарь, в отличие от вашего мира Тьмы, потому при первой же возможности я вас отошлю этому… как его, ага, Мунтигу!
— Мунтвигу, — поправила она с вызовом.
— Что вы говорите? — изумился я. — А ему больше идет Мунтиг. Даже не знаю почему. Так и хочется сказать… гм… ладно, умолчу из присущей мне…
— …скромности, — сказала она язвительно. — Уже наслышана.
— Вот видите, — ответил я довольно, — уже весь мир говорит…
— Мир о вас говорит другое, — осадила она резко, — это от вас я за этот разговор слышала уже трижды.
— Неправда, — уличил ее я, — только дважды.
— Да? Но это звучало так, словно вы только это и твердите. Когда нас передадут?
— Как только, — заверил я, — так сразу. Или даже раньше, но это вряд ли. Хотя, конечно, да, но не в данном аспекте и бозонной точке пространства-времени. Где ваша фрейлина?..
Она вскинула голову и посмотрела на меня с триумфом.
— А вы как думаете?
Я посмотрел на нее внимательно, в ее взгляде читается просто неистово-злое торжество.
— Думаю, — сказал я, — что она во весь опор мчится либо обратно к вашему отцу, либо к Мунтвигу. Но, учитывая ваш злобный характер, я бы предположил, что вы направили ее именно к Мунтвигу.
Она стиснула губы, но во взгляде на миг отразилось нечто вроде уважения.
— Соображаете, — похвалила она так, как я хвалю Бобика, когда он быстро приносит брошенную ему палку. — Да, она направилась к Мунтвигу. Думаю, уже сейчас у него.
— Колдовство, — процедил я с отвращением. — Понятно, чего еще ждать от Тьмы и ее апологетов. Ничего, с нами сюда придет наша святейшая церковь и все очистит от нечисти. Гореть вам, леди, на костре! Я сам дровишек подброшу.
Она подняла руку, кончики пальцев коснулись серебряного крестика на тонкой цепочке.
— Это наша церковь очистит землю от вас, — прошипела она.
Я поморщился.
— Я не в настроении для бесед о церкви с… женщиной. Располагайтесь, леди. Учтите, вы всего лишь пленница. Я готов вас передать Мунтвигу лишь из жалости к нищим и брошенным котятам, а так на самого Мунтвига мне… в общем, с высокого дерева. Но если вы вздумаете что-то, то, как понимаете, стража вас попросту убьет! Запомните эго.
Я вышел из шатра, а Зигфриду указал взглядом на полог. Он понимающе кивнул, мол, муха не пролетит.
Похоже, мелькнула мысль, у служанки был некий амулет, с помощью которого она выскользнула из расположения наших войск. Надо вообще устроить скупку амулетов и завести их особый реестр.
Или поинтересоваться у Хреймдара, у того уж точно есть…
Воины бахвалятся подвигами и захваченным у противника оружием, у наиболее знатных лордов с поясов срезали мешочки с золотыми монетами, а у тех, кто погиб, защищая повозку, почти у всех кроме дорогих Доспехов оказались и мечи, инкрустированные серебром и золотом, в рукояти вделаны рубины, изумруды или агаты.
Сейчас это все пропивается и проигрывается прямо в лагере, переходя из рук в руки, а потом и к нахлынувшим из города скупщикам, настрой бодрый, все готовы снова в бой.
Я прошелся по лагерю, выслушал донесения от гонцов из лагерей Меганвэйла и Клемента, отдал некоторые указания, мудрые и значимые, оглядел повозку, в которой везли невесту, скажите пожалуйста, для самого Мунтвига, ах-ха.
Никаких сундуков с золотом для армии, просто сама повозка из дерева редких пород, крепкого, как металл, но и такого же тяжелого, щедро украшена золотом, что конструкцию тоже не облегчает, а колеса достаточно примитивные, словно этот император Вильгельм вообще застрял в первобытно-общинном строе.
Я объехал все лагеря, у Макса самый удаленный, а вернулся, когда солнце опустилось за край земли, облака застыли, словно вмерзли в небо, на землю начала опускаться тень.
Принцесса все так же сидит в кресле, надо же, какая терпеливая, делает вид, что и не отлучалась.
При моем появлении надменно выпрямилась и смерила меня злобно-презрительным взглядом.
— Вольно, — сказал я. — Вам придется спать здесь, принцесса. Не скажу, что я безумно счастлив, но вы не догадались как-то убиться там, в телеге, так что теперь терпите.
Она спросила с гневным изумлением:
— Спать?.. В шатре с вами?
Я сказал холодно:
— Поменьше кривите личико, морщины будут. Не хотите — как хотите, баба с возу… Возле костров вам местечко отыщется. А второго шатра у меня нет.