В это мгновение Гейб почувствовал, что неудобства, связанные с затеянной четыре дня назад авантюрой, окупают себя с лихвой. Он также понял, что сделает все, лишь бы этот спектакль продолжался еще три недели. Все что угодно. Абсолютно все.

– Вот почему я думаю, что вы должны пожениться здесь, до праздников.

Если бы Гейб в этот момент пил что-нибудь, он бы выплеснул все на стол. Кассандра же, однако, отреагировала прекрасно.

– Нельзя, Эмма, – милым голосом произнесла она, беря Гейба за руку. Тот признательно стиснул ей пальцы. – Мне еще полтора года учиться.

– Полтора года учиться? – переспросил Сэм, расхаживающий по комнате с Кэнди на руках.

– Да, – подтвердила Кассандра. – Я буду учительницей.

– Учительницей?.. – спросил Гейб и только потом спохватился, что допустил оплошность. Но таково было его изумление. По тому, как Кассандра натравливала на него стражей порядка, легко бросаясь номерами статей, Гейб заключил, что она учится на юриста. – Лучшего выбора Кассандра сделать не могла, – сказал он, стараясь исправить свою ошибку. – Она прекрасно ладит с детьми.

– Это точно, – насмешливо заметила Эмма, поднимаясь из-за стола. Не спросив разрешения, ни словом не предупредив о своих намерениях, она выхватила Кэнди у Сэма из рук. – Только посмотрите, как счастлив и доволен этот ребенок. – (Кэнди, будто в подтверждение ее слов, потерлась носом о ее щеку.) – Только взгляните, какая прелесть! Она такая сладенькая, что по праву заслуживает свое имя [1] .

Вдруг Эмма осеклась и пристально оглядела девочку, затем Гейба.

Комната застыла в напряженном ожидании, и Гейб почувствовал нависший вопрос: как объяснить бабушке, откуда взялась Кэнди? По выражению ее лица, по тому, как она переводила взгляд с него на девочку и обратно, Гейб понял, что бабушка готова считать Кэнди его ребенком. Кассандра предложила ответ на этот неизбежный вопрос. Но Гейб сомневался, что бабушка удовлетворится им. Вряд ли известие о том, что Кэнди – плод другой связи, успокоит ее. Он настороженно затаил дыхание.

– Знаешь, Гейб, – наконец сказала Эмма. – Девочка – твоя копия.

Гейб вздохнул.

– Бабушка, это не моя дочь.

– О, да мне все равно, – выпалила Эмма. – Я говорю только, что Кэнди так похожа на тебя, что прекрасно впишется в твою семью... когда ты ею обзаведешься, – хитро добавила она. – Ты собираешься удочерить ее?

– Да, – ответил Гейб, быстро взглянув на Кассандру, чтобы увидеть, как она восприняла это.

По выражению ее лица он понял, что Кассандра не собирается возражать – или приходить ему на помощь. По затылку у него заскользили капельки пота.

– Это хорошо. Надо, чтобы у ребенка было надежное положение. Хотя, уверена, тебе это не нужно объяснять, – добавила Эмма, улыбнувшись Кассандре, которая, к чести ее будет сказано, кивнула, беспрекословно позволяя пожилой женщине рассуждать независимо от того, согласна ли она с нею. Чего, черт побери, Гейб не мог сказать ни об одной из своих прежних подружек. – И я также считаю, что очень важно всем в семье иметь одну фамилию. Так что, когда ты удочеришь девочку, она возьмет твою.

Понимая, что эта идея несколько консервативна, и не зная отношения к этому Кассандры, Гейб затаил дыхание. Но Кассандра только улыбнулась.

– О Господи, – вдруг рассмеялась Эмма. – Я вот о чем подумала. Когда девочка возьмет твою фамилию, она станет Кэнди Кейн [2] .

– Просто восхитительно! – воскликнула Лоретта.

Сэм, Гейб и Кассандра поморщились.

– Похоже на кличку, – покачал головой Сэм.

Кассандра сказала:

– Я сразу представила себе, как ее будут дразнить в школе. – Она с улыбкой обернулась к Гейбу: – Вероятно, нам стоит об этом подумать.

– Это точно, – согласился Сэм, и в это время появилась служанка с ужином. Эмма передала девочку Лоретте, которая усадила ее на высокий стульчик. – Мне более интересно послушать про учебу Кассандры. Ты на дневном?

– На вечернем. Дневное не могу позволить себе по материальным соображениям.

Эмма, усаживаясь на место, проницательно улыбнулась.

– Тем больше оснований пожениться прямо сейчас. Тогда ты сможешь перевестись на дневное, так как за образование будет платить твой муж.

Неожиданно Кассандра рассмеялась.

– Вам не кажется это несколько непоследовательным? Я получаю образование для того, чтобы стать независимой. Выходить замуж для обретения независимости – это какой-то парадокс.

– А я скажу, это здравый смысл, – строго заметила Эмма. – В мое время...

Кэнди громко вскрикнула, и хозяева испуганно встрепенулись.

– Ей просто не терпится, – весело пояснила Кассандра. – У девочки здоровый аппетит. Она хочет, чтобы вы поторопились.

– Ой, я заставила тебя ждать, – заворковала Лоретта. – Сейчас, сейчас.

Гейб смотрел, как его мать суетилась вокруг Кэнди, кормила ее, вытирала личико, играла с ней, и думал, что никогда не видел ее такой жизнерадостной.

– Дай ей ложечку горошка, – сказал Сэм, и Гейб переключил внимание на отца.

Его он также никогда не видел таким счастливым. Черт, он даже не знал, что отец любит детей...

Да и вообще Гейб не знал никого из мужчин, кто любил бы детей. Когда его друзья решали обзаводиться ребенком, они называли единственную причину: пора. Или ребенка хотели их жены.

– Не беспокойся, моя милая, когда настанет мой черед, я быстро накормлю тебя, – подхватила Эмма, и пораженный Гейб откинулся на спинку стула.

Всего одним вскриком маленький ребенок отвлек его бабушку от рассуждений насчет брака, нисколько не раздражив ее. Это потому, что все внимание Эммы сосредоточено сейчас на Кэнди. Мысли ее заняты не только женитьбой внука.

Гейб расслабился. Все будет хорошо. Непременно все будет хорошо. Надо только сегодня же вечером обговорить с Кассандрой некоторые моменты.

И Гейб знал, как это устроить.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Это был очень тонкий ход.

Гейб небрежно пожал плечами, улыбнувшись про себя. Хотя его родители вызвались присматривать за Кэнди в этот вечер – или в любой другой вечер, – никто не мог наверняка предугадать, как поведет себя бабушка. Поэтому пришлось кое-что предпринять. Девочка пищала от радости, развлекаясь в манеже с говорящей игрушкой, его родные едва не пищали от радости, глядя на нее, а Гейб объявил, что отправляется с Кассандрой в кино.

– Я прожил с бабушкой двадцать два года моей жизни. Я единственный, кто способен вести с ней игру на равных.