— А двоюродная сестра Варвара? — победоносно выкрикнула гостья, уперев руки в бока и встав к Володе в пол-оборота, как кошка, занявшая боевую позицию перед тем, как с воплем вцепиться в глаза случайно подвернувшейся собаке.
Какая еще Варвара? — В голосе у Володи поубавилось уверенности и напора, и он слегка отступил в глубь квартиры, как отступает собака, оценив по достоинству кошачьи когти и делая вид, что просто хотела спросить у кошки дорогу к гастроному.
— Какая Варвара? Из Череповца! — В голосе племянницы звучало уже полное торжество: враг посрамлен, Череповец — это уже неоспоримое доказательство ее священных прав, гром победы раздавайся!
— Из Череповца? — неуверенно переспросил Володя. — Вроде был когда-то разговор про Варю из Череповца… как же ее фамилия… что-то спортивное…
— Протопопова! — торжествующе забила племянница последний гвоздь.
— Точно, Протопопова. Нина Ивановна ей звонить собиралась.
— Так вот, это моя мама! Покойная, — добавила племянница, снова вытаскивая из рукава на свет Божий свою клетчатую скатерть.
Промокнув глаза и трубно высморкавшись, она снова перешла в психическую атаку:
— А вы кто такие? И что вы делаете в тетиной квартире?
— Я — подруги ее, Нины Ивановны, зять… — начал объяснять Володя совершенно пораженческим голосом. — Мы тут фотографии и письма разбираем…
Племянница строевым шагом промаршировала на кухню, мгновенно распознала признаки незаконного чаепития и грозно произнесла:
— Фотографии разбираете? С тетиным печеньем?
Мне уже давно хотелось поговорить с ней на понятном ей языке, высказать все, что я думаю о тех, кто вспоминает о родственниках только после смерти, но я заметила, с каким ужасом Володя смотрит на жутко накрашенный рот череповецкой гостьи, будто, как в сказке братьев Гримм, у нее изо рта вместо бранных слов вылетали жабы и змеи. Хотя я лично ничего против жаб не имею, считаю их очень симпатичными созданиями, кстати, полезными в огороде. Но Володя был в ужасе, очевидно, он из тех мужчин, кто совершенно теряется от грубости — встречаются еще в нашем городе такие личности, место им в Кунсткамере. Поэтому я только сказала, что печенье мое, пусть племянница не беспокоится.
Тетка, как будто только теперь меня заметив, перевела на меня пытливый взор, оглядела с ног до головы и процедила:
— А это еще кто? Интересненько, у человека, стало быть, жена на заработки уехала, а эта тут как тут? Подбираем, значит, где что плохо лежит?
Откуда эта стерва знает про жену за границей и что я Володе непонятно кто? Пока я прикидывала, с чего начать — вцепиться ей в волосы или сначала расцарапать лицо, потому что терпение мое лопнуло, Володя вспомнил, что он все же мужчина и закричал тетке:
— А ну пошла вон отсюда! Чтобы ноги твоей тут не было! Не знаю никакой племянницы!
— Нет уж, голубочки мои сизокрылые, — в голосе племянницы яд и елей были смешаны в равных долях, — это вы выметайтесь немедленно из тетиной квартиры! И чтобы к ручонкам вашим ничего здесь не прилипло!
Володя два-три раза глубоко вдохнул и выдохнул, взял себя в руки, махнул рукой и ушел в комнату.
— Ладно, мы уйдем, но заберем фотографии и вообще все бумаги, письма. Если вас такой вариант не устраивает, обратимся в милицию, у тещи есть бумага, что она душеприказчица.
Племянница как все нормальные люди, с милицией решила не связываться, хотя все, что сказал Володя, было чистым блефом.
— Ладно, берите бумажки, но чтобы ни одной чашки не прихватили!
— Нужны нам твои чашки! — не выдержала я.
— А ты вообще молчи! — прикрикнула тетка. — Ты тут никто и звать тебя никак!
Этого уж я не могла ей спустить, поэтому, дождавшись, когда Володя соберет большую коробку с письмами и фотографиями, вдруг как бы спохватилась:
— А откуда вы узнали адрес квартиры и что кто-то здесь есть?
Я-то не сомневалась, что племянница побывала у Володиной тещи, кто бы ей иначе наболтал про меня и про жену на заработках? Ох, эти старушки, не умеют они промолчать вовремя!
— Володя, звони теще — была у нее эта или нет, — я кивнула на череповецкую тетку, — а то теперь такие жулики, придумают и тетю, и дядю из Череповца…
Поскольку он медлил, я сама схватила трубку:
— Нина Ивановна, была у вас женщина, выдающая себя за племянницу Веры Сергеевны? — Я заметила, как при этих словах тетка возмущенно покраснела.
— Да-да, — неуверенно ответила Нина Ивановна, очевидно, она до сих пор не могла прийти в себя после визита череповецкой гостьи. — Ты понимаешь, Наталья, я же ей сама и сообщила на свою голову, потом наслушалась тут… Она у вас?
Да, ворвалась тут какая-то, скандалит, — откликнулась я, — чтобы путаницы не было, я вам ее опишу, а то, может, это мошенница. Значит, так. Сама толстая, страшная, как атомная война, глазки маленькие, волосы… волосы какие-то пегие, верно, крашеные. — Краем глаза я глянула на тетку и увидела, что щеки у нее надулись и стали совершенно багровые. — Одета жутко, сморкается все время, может, заразная? — вдохновенно продолжала я, заметив, что Володя за спиной тетки давится от смеха. — Что говорите — она самая? Что — все отдать? Не связываться, потому что они там в Череповце все больные, на учете стоят, — я повернулась к Володе, — ты все слышал? Собираемся быстро и уходим, теща твоя сказала, что Вера Сергеевна ей рассказывала — у них очень тяжелая наследственность, у череповецкой ветви.
Тетка онемела от такой наглости, стала совершенно синяя.
— Как бы чего не вышло с ней! — опасливо пробормотал Володя.
— Ничего, закалка череповецкая, выдержит! Когда Володя уже был на лестнице, я повернулась к племяннице:
— Что, хотела жилплощадь в Питере получить? А квартирка-то не приватизированная, все государству отойдет. Раньше надо было о родственниках думать, а не после смерти. Убиралась бы ты в свой Череповец поскорее, ничего хорошего тебе здесь не светит…
Когда мы вышли на лестницу, мне показалось, что в полутьме выше этажом мелькнула какая-то неясная тень, послышался подозрительный шорох, но мне уже так надоело тут, в этой квартире, что я потянула Володю к выходу, ничего ему не сказав.
Уже на полпути к Володиной мастерской, куда мы решили отвезти коробку с архивом Веры Сергеевны, я вдруг опомнилась:
— Володя, а что это мы так просто ее впустили в квартиру. Мало ли что она какая-то семиюродная племянница — она ведь все равно должна свои права доказывать и полгода ждать?
— Да какая разница, — устало сказал Володя, — все равно из ловушки ничего не вышло. Даже если бы мы там остались, там такой гвалт стоял — все соседи слышали, ни один нормальный человек не сунется.