Галина резко отодвинулась в сторону.
– Ты хорошая девочка. До сих пор никто меня искренне не жалел. Прости, пожалуйста.
– Ерунда, – пробормотала я.
Мне уже было понятно, что выяснения отношений с Муликовой не получится. Вы способны посочувствовать человеку, а потом налететь на него с требованием прекратить врать? Я нет.
– Извини, Степанида, – повторила Муликова, – я никогда не покупала у тебя пудру.
Я сказала:
– Так я и не продавала косметику. Откуда вам известно мое имя?
Галина Петровна попыталась выпрямиться, но снова ссутулилась, когда стала рассказывать о своей жизни.
– Разменять квартиру невозможно, она принадлежит Марфе. Я родом из Подольска, своей жилплощади в Москве никогда не имела, прописалась к мужу, чем меня вот уж скоро двадцать лет его мать попрекает. В принципе, квартиру в центре легко продать – несмотря на отсутствие здесь нормальных продуктовых магазинов, свободных мест в детских садах и школах и зеленых насаждений, хватает идиотов, желающих жить в доме неподалеку от Тверской. Деньги заплатят хорошие, хватит на две однушки в тихих микрорайонах ближе к МКАДу. Но Марфа никогда не согласится на сделку – у нее тогда жизнь потеряет смысл: для свекрови главное – пинать невестку. То, что Катя начала принимать наркотики, вина бабки. Девочка не выдержала наших скандалов, вот и решила спрятаться от них.
Я опустила голову. Сейчас не лучший момент озвучивать Галине простую истину: руку к шприцу человек тянет сам, сесть на иглу – его собственное решение. В мире много сирот, изнасилованных девушек, жертв педофилов и маньяков, просто умирающих от голода и болезней подростков, но большинство из них мужественно пытаются справиться с бедой, не бегут к дилерам. Со мной в институте училась Юля Андреева. На первом курсе она начала покупать в клубах «волшебные марки», потом перешла на таблетки, героин, а через несколько лет умерла. Ее мать заявилась в институт и разгромила кабинет ректора, устроив дикий скандал. А когда ее увозили в полицию, кричала: «Вы упустили мою дочь! Виноваты все, никто не проявил к Юлечке должного внимания!» Наверное, родителям безвременно умерших детей трудно осознать, что их ребенок сам выбрал судьбу наркомана. Вот они и ищут, на кого бы переложить ответственность, твердят, как сейчас Муликова: «Катя очень хорошая, ее толкнула на пагубный путь бабка».
– Моя сестра Оля работает в реанимации, – бесцветным голосом продолжала Галина Петровна. – Сколько раз она Катерину спасала, приезжала по моему вызову в любое время суток… Мы боялись положить девочку в клинику, не хотели, чтобы ее поставили на учет как наркоманку. Катерина опомнится, вылечится, а потом у нее начнутся трудности: права на машину не дадут, на хорошую работу не устроиться, в приличную страну визу не получить. Начнут биографию проверять, узнают про ошибки молодости и опустят все шлагбаумы. Лучше лечиться по-тихому, тем более что у Оли все необходимые лекарства под рукой.
Я старалась не пропустить ни слова из сбивчивого рассказа, пересыпанного фразами: «Катя замечательная, она решила бросить наркотики, но Марфа мешала девочке». Мало-помалу стала ясна суть истории.
…Зимой в клинику, где Ольга Петровна заведует отделением реанимации, привезли Лену Сизову, которая упала со второго этажа. Нет, она не собиралась покончить с собой, наоборот, она переживала один из самых радостных моментов жизни – молодая женщина собиралась замуж. Она пошла в торговый центр присмотреть туфли и остановилась покурить на лестнице возле большого окна. К ней немедленно подошел охранник и сделал замечание. Лена послушно затушила сигарету, сделала шаг, чтобы обойти бдительного секъюрити, споткнулась и, чтобы не упасть, схватилась за раму. Огромный, размером со стену стеклопакет неожиданно выпал во двор, за ним рухнула и Сизова. Родственники бедняжки наняли адвоката, и тот отсудил у мегамолла очень крупную сумму денег.
– Может, они и врут насчет размера полученной компенсации, – сказала Ольга сестре, – но даже если денег в три раза меньше, неплохой куш получается. Сизова жива, переломы срастутся. Короче, повезло невесте.
– Вот бы со мной это произошло! – воскликнула Галина. – Как раз хватало бы на первый взнос в жилищное товарищество.
– Не говори глупости. Еще, не дай бог, сбудутся! – предостерегла сестра.
Но у Муликовой в голове уже укоренилась и дала ростки мысль: везет всем, кроме нее.
Словно в искушение, на глаза Галине стали попадаться статьи в желтой прессе. Про пенсионерку, которую в сетевом кафе ошпарили горячим чаем; о мужике с аллергией на арахис, который чуть не скончался, отведав в ресторане торт, сдобренный размолотыми в пудру орешками, о которых в меню не было ни слова; о крысе, выскочившей из складских помещений супермаркета и цапнувшей за ногу покупателя… Все пострадавшие получили немалую компенсацию – рестораны и магазины страсть как не хотели скандалов и предпочли заплатить обиженным клиентам. «А сколько таких историй схоронено в тиши кабинетов, какие бабки отдавали увечным тайно…» – думала Галина. Да только с ней ничего подобного не приключалось, грызуны обходили Муликову стороной, в офисах все стеклопакеты крепко держались в проемах, и кипящим бульоном ее не обливали.
В начале лета Катерина в очередной раз вколола себе слишком большую дозу «средства для полета». Ольге удалось вывести племянницу из штопора, но на сей раз случилось непредвиденное: наркоманку усыпало болячками, которые не поддавались лечению…
Муликова устало посмотрела на меня.
– Понимаешь?
– Вы поместили дочь в клинику к сестре, и та, зная, что никаких записей о «хобби» племянницы не существует, объявила напасть аллергией на некачественную косметику, – сообразила я. – Вот уж глупость! Ни одна фирма не сдастся без боя. Начнутся экспертизы, исследования… Вы очень рисковали.
Галина Петровна вздохнула.
– Оля не хотела затевать историю, но я ее уломала. А на прошлой неделе сестра посмотрела по телику программу о людях, которые пытаются надуть страховые компании, приехала ко мне и категорически заявила: «Думай обо мне что хочешь, но я выхожу из игры. Нас непременно разоблачат. Катерина уже идет на поправку, и, пока суд да дело, она выздоровеет. Я не хочу сидеть в тюрьме из-за твоего желания отхватить крупный куш. Зря я пошла у тебя на поводу».
– И вы решили ковать железо, пока горячо, – подсказала я. – То есть отправились в «Бак» в надежде прямо сегодня вернуться домой с чемоданом купюр.
Муликова кивнула и снова заплакала. Находись на месте Галины моя ровесница, я бы наградила ее нелицеприятными эпитетами, самым безобидным из них было бы банальное «дура». Но Галина Петровна годилась мне в матери, поэтому я проглотила рвущиеся с языка оскорбления. Спросила только:
– Почему именно «Бак»? И откуда вы знаете мое имя?
Муликова наконец выпрямилась и теперь сидела так, словно проглотила весло.
– К нам в офис действительно приходит представительница вашей фирмы.