— По-моему, было бы лучше, если бы вы уделяли ему больше внимания, — сказала Джессика как бы между прочим.
— Как бы вы мне посоветовали делать это? — недовольно спросил Энтони. — Оставить работу на время и таскаться по галереям?
— Это не такая уж плохая мысль! Вы когда-нибудь были в галерее?
— Естественно! Но хотите верьте, хотите нет, у меня слишком мало времени на подобное праздное времяпрепровождение.
Зато у вас достаточно времени для праздного времяпрепровождения с обладательницей этих бикини, подумала Джессика. Она вспомнила, что, еще будучи незнакомой с Энтони Ньюманом, составила о нем мнение как о трудоголике, слишком занятом, чтобы заботиться о сыне. Но теперь она начала понимать, что ситуация вовсе не так проста.
Она взглянула на него и поняла, что ее гнев только частично вызван его отношением к сыну. В основном он происходил от мыслей о нем и Фионе.
— Вы могли бы найти время, — продолжала она. — Возможно, для вашего сына будет огромным облегчением узнать, что вы совсем не против того, чтобы он изучал искусство в университете.
— Но я против, — возразил Энтони.
— Почему?
— Потому что… — Он резко остановился и бросил на нее мрачный взгляд.
— Потому что?..
— Потому что его мать была художницей. Она тратила много времени, болтая о том, как важно быть творческой личностью. В действительности же она занималась тем, что жила в свое удовольствие.
— Что с ней случилось? — Джессика затаила дыхание, ее сердце готово было вырваться из груди.
— Она попала в аварию, когда Марку было два года. Самолет, в котором она летела, разбился.
— Простите… Бедный Марк…
— У бедного Марка было все, что можно купить за деньги.
— Ну, в таком случае, какой счастливый ребенок! — воскликнула Джессика саркастически. И с удовольствием заметила, как покраснело его лицо.
— Вам нужно быть учителем, — произнес он. — У вас дар, вы своими замечаниями просто бьете человека по рукам.
Его слова обидели Джессику до слез.
— Я, пожалуй, поплаваю, — пробормотала она. И не успел он ответить ей, как она подошла к бассейну, соскользнула в него и поплыла под водой. Она хотела бы плыть так вечно.
Вода была холодной, но приятной. Джессика плыла с закрытыми глазами — не хотела, чтобы глаза потом болели от хлорки. Ей было неприятно, что она так близко приняла к сердцу несправедливое замечание Энтони.
Внезапно она столкнулась с ним под водой и резко всплыла на поверхность.
— Извините, если огорчил вас. — При этих его словах Джессика еще больше разозлилась на себя и на него.
— Забудьте! — Она уже собиралась развернуться и уплыть, но он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.
— Вполне возможно, вы правы. Я должен проявлять больший интерес к увлечениям Марка или хотя бы притвориться, что мне это интересно, но жизнь — непростая штука, и он недалеко уйдет, если будет рисовать картины.
— Вы говорите так, будто это самая банальная вещь в мире — «рисовать картины». К тому же я не думаю, что вы имеете хоть малейшее представление о том, чем собирается заниматься ваш сын. Вы уверены, что его цель — изобразительное искусство? Он сам, кажется, говорил, что его интересует коммерческое искусство или графика.
Да, она говорила разумные вещи. Да, ее рот делал то, что должен был делать, — озвучивал рациональные мысли. Но в голове все смешалось, противоречивые чувства охватили Джессику. Руки Энтони лежали на ее плечах, и от этого вся ее кожа покрылась мурашками. Не приведи Господь, он заметит ее смущение!
— Какая разница? — спросил он мягко. Он взял ее лицо в свои ладони, и она совсем растерялась. Ей следовало бы отодвинуться от него, твердо, но вежливо дать ему понять, что он вторгается на ее частную территорию, но как могла она сделать это, если тело не повиновалось ей?
— Разница… — начала она храбро, но сбилась. Его глаза сверлили ее. — Нельзя ли продолжить разговор где-нибудь в другом месте? — попросила она.
— Где бы вы хотели?
Он флиртует с ней? Одна возможность этого повергла ее в новую волну смущения.
— Я начинаю замерзать.
Он развернулся и стал вылезать из бассейна, и, с отчаянно бьющимся сердцем, Джессика последовала за ним.
Нет, он не флиртовал с ней. Это все ее не в меру разыгравшееся воображение. Что удивительного в том, что Энтони Ньюман так действовал на нее? Он был очень привлекательным, в конце концов. То, как он говорил, как умел себя преподнести… Конечно, это вскружило бы голову любой женщине, не говоря уж о той, которая не испытывала подобных чувств с того времени, когда была еще подростком.
Она постаралась сосредоточиться на Фионе. И на Эрике. Пожалуй, эти мысли спасут ее от глупого, всепоглощающего чувства, которое она испытывала каждый раз, когда встречала его взгляд.
— Я, правда, не думаю, что Марк собирается коротать свои дни где-нибудь взаперти на чердаке, рисуя картины, как вы это представляете. Но даже если и собирается, почему бы вам не поддержать его?
— По-моему, мы уже обсудили этот вопрос. — Он отклонился назад, заложил руки за голову и закрыл глаза.
Это просто возмутительно. Как может человек, такой проницательный, когда дело касалось его отношений с другими людьми, не понимать таких очевидных вещей? Того, что его сыну нужна его поддержка?
— Жизнь была бы скучной, если бы все хотели стать руководителями компаний.
— Согласен. Рисование — занятие неплохое, но для кого-нибудь другого.
— Не для вашего сына.
Он повернулся и окинул ее спокойным, холодным взглядом.
— Не думаю, что вы вправе читать мне лекции по этому поводу.
— В смысле?..
— В том смысле, что оставить школу не так уж плохо, когда речь идет о ком-нибудь другом. Но не о вашей дочери.
— Да я совсем не это имела в виду! — Джессика сердито посмотрела на него.
— Вы напуганы тем, что она может не захотеть поступать в университет, что может отказаться от карьеры. Вы так боитесь этого, что готовы заточить ее в одиночную камеру до конца экзаменов.
— Да это смешно! — воскликнула Джессика. Она надела солнечные очки и решительно отвела взгляд в сторону.
— Вы точно так же виноваты в том, что пытаетесь заставить дочь жить вашим умом, как я, по вашему мнению, пытаюсь заставить сына жить моим.
— Я просто хочу ей добра.
— Вы просто хотите добра себе.
Она вцепилась в ручки стула. Хорошо, что они были не из стекла, а то бы раскололись на тысячи маленьких кусочков.
— Вы, — прошипела она, — самый… Никто еще не раздражал меня так, как вы! Да вы знаете, каково это?.. Нет, конечно, вы не знаете. — Она почувствовала нотки горечи в своем голосе, ее прошлое снова всплыло в ее памяти.