– Все пошло не так, – сказала Кэтрин, с дивным, пугающим ощущением, что она стоит на краю пропасти. – Прости, что не рассказала тебе правду, Доминик, но это было так трудно. Уезжая в Лондон, я не предполагала ни в кого влюбляться. Романа с тобой я не добивалась.
– Я знаю, – тяжело выдохнул Доминик. Он прочертил пальцем линию вдоль ее ключиц, и кожа у нее загорелась там, где он к ней прикасался.
– Наверное, я просто не позволила себе вспомнить об опасности. Ведь я была так счастлива, впервые в жизни по-настоящему счастлива. Мне казалось, что я открыла все тайны вселенной, – и на какое-то время я забыла обо всем. Я забыла о нависшем надо мной смертном приговоре, во всяком случае, задвинула мысли о нем подальше – до тех пор, когда уже нельзя было их игнорировать, но открыть их тебе я не могла, Доминик. Наверное, частично из эгоизма, но больше из-за того, что мне хотелось избавить тебя от страданий. Позже, вернувшись сюда и прочитав письмо, которое заставило меня пересмотреть все планы, я поняла, что нашей любви вообще не должно было быть. Что ты влюбился в придуманное существо и что если бы ты увидел меня настоящую – такую серенькую, обыкновенную, то сбежал бы со всех ног. А такого я вынести не могла. Увидеть твое разочарование было бы выше моих сил.
– О, Кэтрин!.. – Два слова подняли ее на вершину блаженства.
Он расстегнул пуговицы ее кардигана, щелкнул спереди застежкой бюстгальтера, раскрыл его, и его палец пустился по все сужающейся спирали вокруг ее груди, пока не добрался до отвердевшего соска. Но его взгляд так и не оторвался от ее глаз.
– Узнав, почему ты на самом деле, ушла от меня, – едва слышно сказал он, – я был вне себя от злости. Почему-то мне казалось, что раз не было соперника, то остались только очень простые причины, – и я их даже вычислил, эти причины, нелепым способом исключения. Я решил, что ты меня бросила, потому что тогда не верила в себя. Знаешь, увидев тебя в школе, я сумел себя убедить, что по-прежнему зол на тебя, но все равно желание увидеть тебя стало навязчивой идеей. Сама мысль, что ты где-то здесь, рядом, сводила меня с ума. Я просто-напросто не мог выбросить тебя из головы. Постепенно ты начала приоткрывать мне свою жизнь, и я подумал, что добрался до сути. Я подумал, что ты меня бросила из-за комплексов, уходящих корнями в детство, – и, как это ни глупо, мне стало легче.
Он оставил в покое ее грудь, заглянул ей прямо в глаза и произнес:
– Может быть, ты и знаешь, что я люблю тебя, но никогда в жизни я не сумею рассказать, как сильно.
Кэтрин ничего не сказала. Она таки упала с края пропасти, но вместо того, чтобы покатиться вниз, вознеслась под облака, в неземные края, о которых могла лишь мечтать.
– Ты любишь меня? – с сомнением переспросила Кэтрин.
– Люблю и буду любить всегда. И не переставал. – Он ощупывал взглядом всю ее, с головы до ног. – Я был слеп и глуп, – В устремленных на нее глазах появилось виноватое выражение. – Я умудрился совершить еще одну ошибку – решил, что мне удастся заменить тебя кем-то другим. Точнее, весьма непривлекательной личностью по имени Гейл, которая из кожи вон лезла, чтобы доказать, что станет незаменимой для меня, если только я позволю.
Кэтрин ждала упоминания этого имени, взвешивая про себя, стоит ли разрушать вопросами магию мгновения или же лучше оставить все как есть и просто дождаться, пока оно выплывет само собой.
– Гейл… Как ты с ней познакомился? А вы?… – У нее болезненно сжалось сердце при мысли о возможности хоть какой-то близости между ним и другой женщиной.
– Я познакомился с ней на одной из тех отвратительных вечеринок, которые принято устраивать на Рождество. Я себе спокойно напивался и думал о тебе, как вдруг она возникла рядом, выставляя себя напоказ. Она только что вернулась из двухнедельной поездки в Нью-Йорк и решила, – что данное обстоятельство оправдывает ее стремление познакомиться со мной. А я смотрел на нее и видел твое лицо – и был до такой степени зол на тебя, на себя, на весь свет, что начал с ней болтать. Потом услышал, как приглашаю ее пообедать вместе, пришел в ужас от этой перспективы, но этот ужас только окончательно перекрыл все пути отступления. А потом, не успел я и глазом моргнуть, как она уже водворилась в доме и на кухне, пытаясь убедить меня, что холостяцкая жизнь – неестественное состояние для мужчины. Каждый раз, глядя на нее, я видел тебя. Поначалу мне хотелось доказать самому себе, что уж теперь-то ты все разрушила, что я получил незабываемый урок, что я все-таки не законченный идиот, но чем сильнее я старался себя в этом убедить, тем больше убеждался, что я таки законченный идиот.
– Ты хочешь сказать… – Глаза Кэтрин от ужаса округлились, и она с трудом удерживалась от смеха.
– Ох, любимая… – На его лице было написано смущение. – Я был глупцом, но ты должна поверить, что я ее и пальцем не тронул. Ни разу. У меня даже такого соблазна не возникло. Едва она перешагнула порог моего дома, я думал только об одном – как от нее избавиться. Эта девица – длинноногая блондинка, работает моделью, но, если бы она забралась на стол посреди кухни и устроила танцы со стриптизом, я все равно не взглянул бы на нее. Пожалуйста, поверь мне.
– Я верю, – улыбаясь, сказала Кэтрин, – и, кроме того, Клэр она тоже не очень-то пришлась по душе, а дети могут стать сущими дьяволятами, если им кто-то не нравится.
– Ты все знала?
– Информация была любезно предоставлена твоей дочерью, – с серьезным видом ответила Кэтрин, и он расхохотался.
– Представить не могу, что меня ждет в будущем. Мне же придется сражаться с вашими объединенными силами, – качая головой, добавил он. – Ведь, у нас есть будущее, Кэтрин?
– Конечно, – лениво протянула она и накрыла его ладонь своей. – Я люблю тебя, Доминик Дюваль.
– Да. – Он был в высшей степени доволен ответом. – Полагаю, осталось только решить – где и когда. – Он перевернул ее руку вверх ладонью, потер кончиком большого пальца мягкую поверхность, и у нее от этого нежного, интимного жеста едва не разорвалось сердце.
Неужели и у Дэвида все было вот так же?
Когда он понял, что полюбил Джек и что его любовь взаимна? Было ли у него это глубочайшее, неизбывное желание протянуть руки и слиться в единое целое с Джек – такое же, какое сама она испытывает к Доминику? Если да, то неудивительно, что они решили сбежать и пожениться тайком, лишь бы не дать никому ни малейшего шанса разрушить свою любовь.
Раньше я не знала истинного счастья, думала она. Да, мне удалось, конечно, взглянуть на него одним глазком, но, когда знаешь, что оно недоступно, образ расплывается.
– Когда угодно, – отозвалась она. – Где угодно.
– Ну нет, малышка. – Он криво усмехнулся. – Теперь, когда я наконец-то до тебя добрался, я ни за что не дам тебе возможности передумать. – И улыбнулся, потому что понимал, что она сама никогда не передумает, и эта мысль его воодушевляла. – Кроме всего прочего, есть еще Клэр. Ребенок с весьма определенными взглядами на жизнь. – Он напустил на себя глубокомысленный вид. – Нет, точно, она не одобрит, если я втяну ее обожаемую учительницу в благословенный, но не освященный узами брака союз. – Он усмехнулся. – Таким образом, «когда угодно» превращается в «как можно скорее», а «где угодно» может запросто означать «здесь, в моем доме». В конце концов, – добавил он, – это ведь теперь и твой дом тоже.