Он пожал плечами, услышав страх в ее голосе, и произнес холодно:
— Нужно чем-то пожертвовать. Я готов принести жертвы.
— Твои родители меня возненавидят! — Она ткнула в курицу вилкой, словно копьем, и с сожалением на нее уставилась. — Они, должно быть, настолько расстроены из-за произошедшего между тобой и Кристабель, что, когда узнают причину расторжения помолвки, наверняка меня повесят или четвертуют.
Не зная его родителей, она уже представляла их постаревшими копиями Габриэля — надменные, амбициозные, сказочно богатые и признающие только браки по расчету.
Габриэль почувствовал, как его губы дергаются от внезапного желания улыбнуться. Алекс всегда была склонна драматизировать ситуацию.
— Может быть, сначала ты сам с ними поговоришь, — вкрадчиво произнесла она, — а я с Люком где-нибудь подожду… А потом они приедут и встретятся с нами.
Габриэль уже отрицательно качал головой, и она бросила на него мрачный, угрюмый взгляд из-под ресниц.
— Ты несешь чушь. Никто не будет тебя вешать или четвертовать. Мои родители не варвары. Естественно, они всего лишь обычные люди и сочтут странным, что мы не намерены узаконить наш союз ради нашего ребенка, но я уверен, что смогу убедить их в правильности твоей точки зрения.
— Ну, допустим. — Алекс ничуть не смягчилась от его заверения.
— Теперь, когда ты согласилась сделать этот маленький шаг, мы должны обсудить практические вопросы. Я организую продажу твоей квартиры, и ты сможешь вернуть одолженные деньги своим родителям. Ты поступишь на работу, но это будет формальностью, потому что ты уедешь в Испанию на следующей неделе. Твой заграничный паспорт в порядке? Люк в него вписан?
Алекс посмотрела на него, открыв рот от изумления. Ей казалось, что Габриэль швырнул ее в стиральную машину и включил программу отжима.
— Я не могу все решить за несколько дней! — выдохнула она, когда по-настоящему почувствовала стоящие перед ней проблемы во всей их сложности.
— Ты и не должна. — Габриэль умолк и несколько секунд смотрел в сторону, прежде чем остановить взгляд своих темных задумчивых глаз на ее лице. — Однажды ты многое решила в одиночку. Теперь все будет иначе.
От его слов, произнесенных низким, хриплым голосом, Алекс покраснела. Кроме того, его слова пробудили в ее душе невероятно теплое чувство. Она тщательно культивировала в себе дух независимости, зная, что благополучие ее сына зависит от нее, но теперь разделение столь сложных обязанностей показалось ей соблазнительной мыслью.
— Я… я хочу встретиться с моим сыном до отъезда в Испанию, — резко сказал Габриэль. Это был вопрос нескольких дней, и он не знал, следует ли откладывать знакомство с Люком. При мысли о встрече с собственным ребенком он переполнялся любопытством и нервничал, хотя прежде отличался хладнокровием и сдержанностью. Откашлявшись, он налил себе еще вина. — Есть что-нибудь, что я должен знать?
— Что ты хочешь узнать? — спросила озадаченная Алекс.
— Что он любит? Чего не любит?
— Он любит все, что обычно любят четырехлетние мальчики, — медленно произнесла Алекс. — Ну, знаешь…
— Ну, на самом деле я не знаю.
— Ты нервничаешь? — спросила она.
— С чего ты взяла? Я нисколько не нервничаю! — Сказав это, Габриэль подумал, что поступил правильно. Следует развеять любые намеки на собственную слабость. — Он должен иметь определенные предпочтения. Поезда? Легковые автомобили?
Или мальчик слишком юный для таких вещей? Габриэль не знал. Он был единственным ребенком в семье. У него не было ни племянниц, ни племянников, которым требовались подарки и развлечения на дни рождения и Рождество. Конечно, у него были друзья, у некоторых из них имелись маленькие дети, но Габриэль никогда с теми не встречался.
— Он любит самолеты, — сказала Алекс. — У него есть целая коллекция.
— Хорошо. У нас уже есть нечто общее. У меня тоже два самолета.
— Вот об этом мы должны поговорить, — произнесла Алекс, решив поделиться с ним своими правилами до того, как могла обнаружить, что каждое из них нарушается. — Я пыталась привить Люку привычку быть благодарным и радоваться малому. Я не хочу, чтобы он вырос избалованным сопляком. Так что не думай, будто вплывешь в его жизнь белым лебедем и завалишь его дорогими подарками.
Габриэль нахмурился. Для начала следует сказать, что он не любил, когда руководили его действиями. Ему также нет дела, что скажет Алекс о его методах воспитания.
— Не жди, что я буду сидеть сложа руки и смотреть, как мой собственный ребенок прозябает в бедности…
— Конечно, я ожидаю, что ты захочешь сделать финансовый вклад в его благополучие! Я просто хочу сказать…
— Ты просто хочешь сказать, что имеешь право устанавливать законы по своему усмотрению. Прошедшие четыре года ты действовала по-своему. Теперь я здесь, и все изменится. Я предложил тебе вступить в брак. Ты отказалась. Прекрасно. Но постоянная война между нами не будет альтернативой нашим отношениям. Перед моими родителями мы предстанем цивилизованной и дружной парой. И, когда мы вернемся из Испании, ты переедешь из этого дома в то место, которое я сочту подходящим для моего сына.
— Что ты сочтешь подходящим? — искренне изумляясь, спросила Алекс, потому что парень, который владел парой самолетов, вероятно, обладал идеями по поводу подходящего жилья, отличными от идей большинства нормальных человеческих существ.
— Для начала скажу, что ваше жилье будет недалеко от моего дома. — Властным жестом он поднял руку, не давая Алекс возможности возразить. — Помни, Алекс, это был твой выбор. Выбор женщины двадцать первого века. Мы будем поддерживать дружественные отношения во благо нашего сына. То, что было между нами, уже в прошлом. Главное то, что мы имеем сейчас, и ты меня в этом не переспоришь.
Разве их отношения в прошлом? При виде ее, тело Габриэля охватывает чувственным трепетом. Ему хочется узнать, как выглядит тело Алекс после рождения ребенка…
Однако в данный момент ему следует думать о другом. Бог свидетель, Алекс считает Габриэля законченным подонком, поэтому он будет держать свои неуместные желания при себе. Не нужно создавать дополнительные проблемы. И потом, разве Габриэль не отточил до совершенства свое мастерство самообладания?
Усевшись в удобном кресле самолета, Алекс закрыла глаза. Ей казалось, что она в первый раз за три дня сомкнула веки, ведь ее жизнь в промежутке этих семидесяти двух часов стала похожей на катание на сумасшедших американских горках.
Габриэль действовал с безжалостной эффективностью и предоставил ей очень мало времени на раздумья и еще меньше времени на споры. Может быть, он думал, что она откажется ехать вместе с ним? На самом деле она бы с удовольствием отказалась, потому что мысль о встрече с его родителями и вероятность стать объектом их определенного разочарования и даже враждебности ужасала Алекс. Но разве у нее были хоть какие-то основания для возражений? Она отвергла его предложение о браке и поэтому каким-то образом оказалась лишенной возможности возражать против других его предложений, касающихся благополучия ребенка.